Лю Цысинь - Эпоха сверхновой [litres]

Юные руководители посетили виртуальное сообщество «Нового мира», оказавшееся пустынным и заброшенным. Собрание «Нового мира» превратилось в безжизненную пустыню. С самого начала этого периода Хуахуа и Сяомэн практически ежедневно заходили в «Цифровое пространство», всякий раз обращаясь к детям страны с приветствием:

– Привет, ребята, как дела?

Ответ неизменно был одним и тем же:

– Мы живы. Проваливайте!

Хотя дети так говорили, на самом деле они не питали ненависти к Хуахуа и Сяомэн, и если в какой-то день эти двое не появлялись, они начинали беспокоиться и спрашивали друг у друга:

– Почему эти двое «отличников» сегодня не в Сети?

Слово «отличники» употреблялось с насмешкой, но дружелюбной, и отныне именно так дети стали называть руководителей страны. А те, изо дня в день слыша ответ «мы живы», испытывали определенное облегчение, поскольку он означал, что до худшего дело не дошло.

Как-то раз Хуахуа и Сяомэн, посетив вечером Собрание «Нового мира», обнаружили, что детей здесь гораздо больше обычного, около десяти миллионов, и все они истощенные. Большинство мультяшных воплощений держали в руках бутылки со спиртным, размером больше их самих. Они бесцельно бродили, шатаясь, или падали группами на землю и вели пьяные беседы. Подобно своим хозяевам за компьютерами в реальном мире, воплощения время от времени прикладывались к бутылкам за очередной дозой цифровой выпивки. Жидкость, вероятно, созданная во всех бутылках за счет одного и того же элемента базы визуальных изображений, светилась подобно расплавленному железу, озаряя мультяшные персонажи.

– Ребята, как у вас дела? – спросила Сяомэн, поднявшись на трибуну в центре собрания, как поступала каждый день, словно навещая прикованного к постели больного.

Десять миллионов детей ответили разом, и «Большой квант» просуммировал их слова в заплетающееся «Все… заамечааательно. Мы жиивы…»

– Но какая у вас жизнь?

– У нас… что-о-о? А у тебя-а-а кака-а-я жи-изнь?

– Почему вы начисто забросили работу и учебу?

– Рабо-ота… како-ой в не-ей… смы-ы-ысл? Вы отли-ичники… Вы-ы… вы мо-ожете рабо-отать.

– Эй! Эй! – крикнул Хуахуа.

– Ну что ты… кричишь? Не видишь… что ли, мы пьяные и хотим спать!

– Вы пьете, спите и снова пьете! – разозлился Хуахуа. – Знаете, в кого вы превратились? В свиней!

– Эй… следи за своим языком! Ты тут целый день ругаешься на нас! Какой же ты… какой же ты староста? – Дети прозвали Хуахуа «старостой класса»; Очкарика они называли «замом по учебе», а Сяомэн – «замом по здоровью». – Если ты хочешь, чтобы мы тебя выслушали… чудесно… чудесно. Но только сначала тебе нужно… выпить!

Свалившаяся с неба здоровенная бутылка зависла в воздухе прямо перед Хуахуа, покачиваясь с издевкой. Хуахуа гневно оттолкнул бутылку рукой, и ее содержимое блестящим фонтаном пролилось на трибуну.

– Маленькие свиньи! – воскликнул Хуахуа.

– Опять за свое?

Со всех концов собрания в трибуну полетели бутылки, однако защитная программа отражала их, и они беззвучно растворялись в воздухе. Но в руках у детей вместо брошенных бутылок словно по волшебству появлялись новые.

– Вот посмотрите, что будет дальше, – сказал Хуахуа. – Если вы не начнете работать, то умрете с голода!

– И ты вместе с нами!

– Маленькие свиньи, вас следовало бы хорошенько отлупить!

– Ха-ха-ха! Ты полагаешь… что сможешь нас отлупить? Ты имеешь дело с двумястами миллионами детей! Мы еще посмотрим… кто кого отлупит!

Сняв шлемы виртуальной реальности, Хуахуа и Сяомэн посмотрели сквозь прозрачные стены ГИЦ на раскинувшийся вокруг город. Это был самый глубокий сон «Летаргии». Огни почти не горели, и густой лес зданий в причудливом зареве Туманности Розы сиял голубыми отсветами подобно спящим заснеженным горным вершинам.

– Вчера ночью мне снова снилась мама, – вздохнула Сяомэн.

– Она тебе ничего не говорила? – спросил Хуахуа.

– Лучше я расскажу тебе о том, что со мной произошло, когда я была еще маленькой, – сказала Сяомэн. – Не помню, сколько лет мне тогда было, но я была совсем маленькая. С тех пор как я впервые увидела радугу, я представляла ее как огромный мост в небе, сделанный из хрусталя и подсвеченный разноцветными лампочками. Однажды после сильного ливня я со всех ног побежала навстречу радуге. Я хотела добежать до ее конца, взобраться на самый верх, на головокружительную высоту и оттуда посмотреть, что находится за горами на горизонте, и узнать, насколько большой на самом деле наш мир. Но сколько я ни бежала, радуга удалялась от меня, и наконец солнце опустилось за горы, и радуга полностью исчезла. Я стояла одна посреди голого поля, с ног до головы перепачканная грязью, и громко рыдала. Мама пообещала мне в следующий раз после дождя пойти со мной ловить конец радуги. После этого я с нетерпением ждала, когда будет сильный дождь, и вот разразился ливень, после него на небе появилась радуга, и как раз в этот момент мама пришла забирать меня из детского сада. Она посадила меня на багажник своего велосипеда и поехала к радуге. Мама ехала очень быстро, но солнце все равно зашло, и радуга исчезла. Мама сказала подождать до следующего сильного дождя. Я ждала и ждала, дожди шли, но радуга больше не появлялась. Потом пошел снег…

– В детстве ты очень любила фантазировать, – заметил Хуахуа. – А сейчас нет.

– Порой приходится взрослеть быстро… – печально покачала головой Сяомэн. – Но прошлой ночью мне приснилось, как мама снова взяла меня гнаться за радугой! Мы поймали ее и полезли вверх. Я забралась на самый верх этого разноцветного моста и увидела совсем близко мерцающие звезды. Я схватила одну. Звезда оказалась холодной как лед, и она мелодично звенела.

– Время до вспышки сверхновой кажется сказочным сном, – с тоской промолвил Хуахуа.

– Да, – согласилась Сяомэн. – Мне очень хочется заснуть и вернуться во времена взрослых, снова стать ребенком. Такое снится мне все чаще и чаще.

– Нужно мечтать не о прошлом, а о будущем – вот в чем твоя ошибка, – сказал Очкарик, подходя с большой кружкой кофе. В последние дни он говорил крайне редко и не принимал участия в разговорах с детьми страны через «Цифровое пространство». По большей части Очкарик сидел в полном одиночестве, погруженный в раздумья.

– Разве мы можем мечтать о будущем? – вздохнула Сяомэн.

– Вот в чем самое большое отличие между тобой и мной, – сказал Очкарик. – Ты видишь во вспышке сверхновой катастрофу, поэтому делаешь все возможное, чтобы преодолеть ее последствия, и надеешься на то, что дети повзрослеют как можно быстрее. Но я считаю это величайшей возможностью, открывшейся перед человечеством. Возможно, она обернется решающим прорывом вперед, прогрессом для всей цивилизации.