Лю Цысинь - Эпоха сверхновой [litres]

Они подошли к Южному залу мемориала. Воан покачал головой.

– Мистер президент, у вас плачевно слабое воображение.

После чего жестом пригласил Дейви войти.

Президент осторожно шагнул мимо колонн в темноту. У него за спиной Воан зажег свет. Как только глаза Дейви привыкли к яркому свету, он к своему изумлению обнаружил, что попал в мир игрушек. Он помнил, что на южной стене зала красовалась фреска работы Жюля Герена, аллегорически изображавшая Освобождение, выполненная в одном стиле с Единством на северной стене противоположного зала, однако теперь здесь до самого потолка были навалены игрушки, полностью скрывавшие фреску. Их было несчетное количество: куклы, кубики, машинки, мячи, роликовые коньки и много чего еще. У Дейви возникло такое ощущение, будто он попал в долину, окруженную пестрыми горами игрушек. Позади гулко прозвучал голос Воана:

– Америка. Вот это и есть Америка. Оглянитесь по сторонам. Быть может, вы найдете здесь вдохновение.

Дейви обвел взглядом горы игрушек, и внезапно его внимание привлек один предмет. Он лежал на полу, наполовину погребенный под грудой кукол, и издалека напоминал лишь черную палку. Подойдя ближе, Дейви освободил этот предмет от кукол, и у него на лице появилась усмешка. Это был пистолет-пулемет. Настоящий, не игрушечный.

– Это «ФН-миними» бельгийского производства, – объяснил Воан. – Мы называем его М-249. Один из стандартных пистолетов-пулеметов, принятых на вооружение американской армией. Калибр небольшой, патрон 5,56 мм, компактный и легкий, но приличный темп стрельбы. До тысячи выстрелов в минуту.

Дейви потрогал черный ствол, почему-то показавшийся ему более подходящим для этой обстановки, чем горы хрупких игрушек; он не смог бы выразить свое чувство словами.

– Нравится? – спросил Воан.

Кивнув, Дейви провел рукой по холодной стали.

– Тогда возьмите на память. Подарок от меня. – С этими словами Воан развернулся и направился обратно в Центральный зал.

– Спасибо! Из всех подарков, какие я когда-либо получал, больше всего меня порадовал этот, – сказал Дейви, беря пистолет-пулемет в руки и следуя за ним.

– Господин президент, если мой подарок вдохновил вас именно так, как и должен был, я также очень рад, – небрежно бросил Воан.

Оторвав взгляд от оружия, Дейви увидел удаляющуюся спину своего госсекретаря. Воан двигался по погруженному в полумрак залу совершенно бесшумно, словно призрак.

– Ты хочешь сказать… из всей горы игрушек я в первую очередь обратил внимание именно на пистолет-пулемет?

– В этой маленькой игрушечной Америке, – кивнул Воан, – вы первым делом увидели именно оружие.

Они вышли наружу и остановились на ступенях. Прохладный ветерок привел Дейви в чувство; осознав смысл слов Воана, он непроизвольно поежился. Воан забрал у него пистолет-пулемет, и президент удивился тому, каким легким и удобным выглядит оружие в его таких слабых на вид руках. Воан поднес пистолет-пулемет к лицу и изучил его в свете звезд.

– Оружие является самым впечатляющим произведением искусства, созданным человеком, – сказал он. – Материальным воплощением самых низменных животных инстинктов и желаний. Красоту его невозможно ни с чем сравнить. Холодную красоту. Резкую красоту. Способную схватить за душу любого человека. Оружие – излюбленная игрушка человека.

Уверенным движением передернув затвор, Воан выпустил три очереди по шесть патронов, разорвав тишину ночной столицы. От резкого треска выстрелов у Дейви по спине пробежала холодная дрожь. Трижды из дула вырвались ровные языки пламени, озарив мерцающими отблесками погруженные в темноту соседние дома. Пули с визгом ушли в ночное небо, устроив безумную гонку, а восемнадцать стреляных гильз с приятным звоном упали на мраморные ступени, став заключительными аккордами всей мелодии.

– Послушайте, господин президент, песню человеческой души, – пробормотал Воан, мечтательно полуприкрыв глаза.

– Ого!.. – восхищенно выдохнул Дейви. После чего выхватил пистолет-пулемет из рук Воана и ласково погладил его теплый ствол.

Вынырнувшая из-за мемориала полицейская машина с визгом затормозила у ступеней. Выскочившие из нее трое детей-полицейских осветили фонариками президента и государственного секретаря. Обменявшись между собой парой фраз, они сели в машину и уехали.

Тут Дейви вспомнил слова Воана.

– Но это вдохновение… оно же пугает!

– Истории неважно, пугает оружие или нет, – спокойно произнес Воан. – Достаточно самого факта его существования. Для политика история – то же самое, что масляные краски для живописца. Сами по себе они ни плохие, ни хорошие – имеет значение только то, как с ними обращаться. Вот и история тоже не бывает плохой – плохими бывают только политики. Итак, господин президент, вы понимаете свое предназначение?

– Мистер Воан, я не привык к вашему тону – вы говорите как учитель с учеником. Но я готов признать смысл ваших слов. Что касается предназначения – есть ли какая-либо разница по сравнению с тем, что было при взрослых?

– Господин президент, мне любопытно, понимаете ли вы, как именно взрослые сделали Америку великой.

– Они построили авианесущий флот!

– Нет.

– Они отправили человека на Луну!

– Нет.

– Они создали промышленность, технологии, науку, финансы…

– Все это важно, и тем не менее дело не в этом.

– Тогда что? Что делает Америку великой?

– Микки Маус и утенок Дональд.

Дейви погрузился в раздумья.

– В самодовольной Европе, в замкнутой на себе Азии, в нищей Африке, – продолжал Воан, – во всех уголках земного шара, там, куда не смогут достать авианосцы, можно найти Микки Мауса и утенка Дональда.

– Ты хочешь сказать, американская культура распространена по всему миру?

– Грядет рассвет нового мира игр, – кивнул Воан. – Дети других стран будут играть по-другому. И вам, господин президент, нужно заставить детей всего мира играть по американским правилам!

Дейви снова задумался над его словами, затем сказал:

– Определенно, у тебя повадки учителя.

– Это лишь фундаментальные основы, а вам уже стыдно, господин президент. Впрочем, так и должно быть.

Сказав эти слова, Воан не оглядываясь спустился по ступеням и безмолвно скрылся в ночи.

Дейви провел ночь в королевской опочивальне, самой уютной комнате Белого дома, в которой во время своего пребывания в Соединенных Штатах останавливались королевы Елизавета II, Вильгельмина и Джулиана, Уинстон Черчилль, Леонид Брежнев и Вячеслав Молотов. До того он прекрасно спал на кровати под балдахином, когда-то принадлежавшей Эндрю Джексону, однако сегодня ему никак не удавалось заснуть. Встав, Дейви принялся расхаживать по комнате, время от времени останавливаясь перед окном и глядя на расположенный к северу от президентской резиденции парк Лафайетта, залитый голубым сиянием Туманности Розы, после чего возвращался к камину, над которым висели картина и зеркало в позолоченной раме (подарок, сделанный в 1951 году принцессой Елизаветой по поручению своего отца короля Георга VI), чтобы посмотреть на свое озадаченное лицо.