Вадим Панов - maNika [litres]

– Дядя Сол, тебе не кажется, что Орк становится проблемой?

– Я ее решу.

– Орк – опытный военный, он наверняка попробует воспользоваться нашими действиями к своей выгоде…

– Я ведь сказал: все под контролем! – рявкнул старик. После чего достал из ящика стола бутылку «бурбона», два стакана, плеснул себе и гостю, выпил и буркнул: – Извини. – Недовольный тем, что не сумел сдержать эмоции. – Орк действительно стал проблемой, ведь никто не ожидал, что он вылезет из Окситании, но эту проблему мы устраним.

– Очень хорошо.

– Орк имеет сильное влияние на незрелые умы, но твой Дик Бартон сумеет перетащить основную массу орков на нашу сторону. Ты уже продумал свою речь на встрече с президентом?

– Она будет краткой.

– Правильно, нет нужды усложнять происходящее словоблудием.

– Основные тезисы изложит Дик.

– Тебе неприятно их произносить?

– Из уст Дика они прозвучат весомее. Он пингер и герой пингеров.

– Согласен, пусть их скажет чушка, – кивнул старик и хихикнул: – Ой, извини: не-чушка.

Однако Феллер не обратил внимания на эту подначку, потому что как раз собрался задать очень важный для себя вопрос.

– Дядя Сол… можно сделать так, чтобы Томази не присутствовал на встрече с президентом?

– Не хочешь его видеть? – помрачнел старик.

– Его самодовольную рожу.

Которая станет самой жесткой иллюстрацией поражения Инженера Будущего.

– Увы, Биби, Томази должен присутствовать, ведь это его триумф, – старик плеснул в опустевшие стаканы виски и почти искренне извинился: – Мне жаль.

Встреча продумана идеально, как все, над чем работал Бобби Челленджер: Дик Бартон, самый известный пингер планеты, публично поддержит «закон Томази» и пожмет сенатору руку. В присутствии Биби Феллера и президента, которые благословят противоестественный союз. Рукопожатие внесет разброд в ряды противников сенатора и даст идеальный старт голосованию в Конгрессе.

– Тебе придется поддержать свою не-чушку, сынок, выразить полное согласие с сенатором и пожать ему руку. Ты справишься?

– Не сомневайся, дядя Сол.

– Я рад, что мы с тобой поняли друг друга.

– Не во всем.

– Биби?

– Я сделаю все, что ты хочешь, дядя Сол, уйду со сцены, но вот насчет понимания… – Феллер грустно улыбнулся. – Я понимаю, почему ты настаиваешь на ужесточении законов, я понимаю, к чему ты стремишься, я даже понимаю, почему ты хочешь вытолкнуть меня на обочину и завладеть «Feller BioTech»… Не то чтобы я был со всем этим согласен, но я понимаю, почему ты это делаешь.

– Потому что ты такой же, сынок, – старик глотнул «бурбон» и самодовольно закончил: – Просто я победил.

Однако Феллер не закончил.

– Но чего я не понимаю и никогда не пойму, дядя Сол, даже если ты потратишь на объяснения тысячу лет, так это то, почему ты, старая сволочь, оттолкнул Ларису.

– Что? – у старика отвисла челюсть.

– Она любила тебя до безумия, бегала к тебе даже после того, как ты велел Томази выдать ее за меня, ты был единственным ее мужчиной, ее звездой, ты был для нее всем – и отвернулся в самый страшный момент жизни. Как ты мог так поступить? Только из-за презрения к пингерам? – Дядя Сол попытался ответить, но Биби повысил голос: – Заткнись, я не закончил! Заткнись и слушай: я выражаю тебе презрение, старый кусок дерьма. Ты не дождешься от меня ненависти, не дождешься от меня зла: только презрение и брезгливость. И я рад, что вижу в твоих глазах боль, старик, ведь ты понимаешь, что допустил самую главную ошибку в жизни. Тебе больно, чудовищно больно. Ты изменишь мир, превратишь его в гигантский концлагерь, низведешь орков до уровня вещей, но не сможешь ничего сделать с болью в своей душе. Не сможешь ничего исправить и подохнешь с ней.

Феллер развернулся и вышел, оставив старика в кресле. Вцепившегося в подлокотники. Покрасневшего. Тяжело дышащего. Разъяренного, но не находящего слов.

Растоптанного и униженного.

Башня City Spirit

Манхэттен

Нью-Йорк, США

– Майк!

Тишина.

– Майк!

Конелли знал, что сын должен быть дома, однако все равно успел испугаться: вдруг Майк выскользнул из квартиры, пока он был в душе? И потому дверь в комнату сына Конелли открывал с замиранием сердца, больше всего на свете опасаясь найти ее пустой…

Но повезло: сын валялся на диване. Разумеется, с коммуникатором.

– Майк!

– Да? – неохотно отозвался тот, не поворачиваясь к отцу.

– Я тебя звал.

– Да.

Конелли выдержал короткую паузу, во время которой обвел взглядом неубранную – и это еще мягко сказано! – комнату сына, после чего спокойным тоном продолжил:

– Ты можешь пообещать мне кое-что?

– Скажи что, и я подумаю, – прозвучал стандартный ответ. Фаусто уже забыл, когда слышал от сына другие слова. Или хотя бы произнесенные другим тоном.

– Пожалуйста, постарайся как можно реже выходить из дома в ближайшие дни. А если получится – не выходи совсем.

– Почему?

– Возможны беспорядки, – негромко ответил Фаусто. – И лучше держаться от них подальше.

На этих словах сын неожиданно развернулся, уселся на диване и посмотрел Конелли в глаза:

– Ты тоже будешь держаться от них подальше?

– Ты знаешь, что нет.

– Тогда почему я должен?

– Потому что я – агент GS…

– А я – гражданин!

– И еще я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось… – попытался продолжить Конелли, но Майк его перебил, поскольку, как выяснилось, у него было что сказать еще:

– И почему ты называешь исторические события «беспорядками»? Кто дал вам право затыкать нам рты?

– Кому вам? – растерялся Конелли.

– Пингерам! Мы не допустим принятия фашистского «закона Томази»!

И Фаусто с горечью понял, что последнее время сын смотрел и слушал не только слащавого блогера.

– Как не допустите?

Однако в детали Конелли-младший решил не вдаваться, ограничился лозунгами.

– Мы – такие же граждане Америки, как все остальные, и мы не позволим превратить нас в рабов.

– Никто не собирается превращать вас в рабов, Майк.

– Тебе не понять, – резанул в ответ сын.

И принялся обувать кроссовки, всем своим видом показывая, что не собирается продолжать разговор.

Впрочем, он и начинать его не хотел.

– Куда-то собрался? – растерянно спросил Конелли.

В ответ – тишина… Нет, не тишина: с улицы – как по заказу! – раздался выстрел. Майк вздрогнул.

– Видишь, что происходит? – всплеснул руками Фаусто. – Ты думаешь, это шутки? Нет, черт побери – не шутки! Все будет по-настоящему, Майк: кровь и стрельба.

– Я не боюсь! – закричал в ответ сын. – Я хочу, чтобы по-настоящему! Я хочу, чтобы все вокруг поняли, что пингеры – это люди!

– Все считают пингеров людьми!