Михаил Савеличев - Черный ферзь [litres]

– Н-ну… если…

– Если я не сочту, что вы просто желаете закрыть столь малоинтересную для вас тему? – Господь-М выбил трубочку о край валуна и поднялся. – Нет, не сочту. Тем более, у нас впереди еще много времени для общения, а от туши, при здешней скорости биоценоза, скоро мало что останется. Она и сейчас уже выглядит, скажем так, малоаппетитно.

Сворден Ферц спрыгнул вслед за Господь-М, который с карабином наперевес всматривался в колышущуюся траву. Затем махнул рукой и без следа растворился в зарослях. Казалось, при этом ни одна травинка не сделал ни единого лишнего движения. Сворден Ферц двинулся в след, но за что-то зацепился. Наклонившись, он увидел, что из груды обломков песчаника торчит какой-то ремешок. Мгновение поколебавшись, Сворден Ферц дернул за него и остолбенел.

Вот уж чего он никак не ожидал здесь найти, так это женскую туфлю. Правую. Почти новую, если не считать запутавшиеся в плетеном верхе высохшие водоросли, до сих пор ощутимо попахивающие речным дном. Вполне вероятно, если хорошо поискать, то среди обломков можно подобрать ей пару.

При всей обыденности данного предмета женского туалета, нахождение его при столь странных обстоятельствах и в столь неподходящем месте почти ввело Свордена Ферца в ступор.

Он никак не мог решить – что сделать с находкой. Предъявить ее Господь-М и потребовать возможных объяснений? Но с какой стати тот имеет к данной конкретной туфле хоть какое-то отношение? Господь-М вообще предпочитает передвигаться исключительно босиком. Да и представить его разгуливающим в женской обуви – чересчур даже в подобных обстоятельствах.

Или не потребовать объяснений, а всего лишь скромно поинтересоваться у сторожила здешних мест, каким образом, по его мнению, сие творение рук человеческих могло оказаться там, где вряд ли ступала нога женщины, да еще в столь легкомысленной обувке?

– Ну где же вы там? – с укором спросил Господь-М, выглянув из кустов.

Ничего не оставалось, как продемонстрировать ему свою находку.

– Ногу натерли? – посочувствовал босоногий человечек. – Берите с собой, потом разберемся. Где-то у меня была мазь… – последние слова почти захлебнулись в шелесте лугоморья.

Сворден Ферц аккуратно умостил находку на вершине валуна и шагнул вслед за Господь-М. Таскаться повсюду с женской туфлей он не собирался. В конце концов, мало ли какие вещи обнаружишь в здешних мирах? Конечно, это не семигранная гайка и не заботливо оставленная на скале надпись огнестрелом: “Здесь были Жора с Бора”, а целый и несомненный артефакт Посещения и Присутствия. А так же неопровержимое свидетельство нарушения целого ряда статей Колониального Уложения.

– Б-р-р-р-р! – потряс головой Сворден Ферц, пытаясь избавиться от столь необычных размышлений. Какая еще гайка? Какое Уложение? Если здесь кого-то и укладывали, то уж точно не мрачное порождение сонного разума чиновника из метрополии, а что-то более трепетное и романтичное. Теряющее, к тому же, туфли.

Приторный запах нарастал, а к тому моменту, когда Сворден Ферц шагнул в прогалину, проделанную рухнувшим телом зверюги, запах, казалось, втискивался не только в ноздри, но и в каждую пору кожи. Имелась в нем определенная нотка, присущая разлагающемуся на жаре трупу, но в целом ничего особо отвратного не обонялось. Разве что его навязчивость и густота. Впрочем, и не такое нюхали, утешил себя Сворден Ферц.

Господь-М стоял рядом с тушей, обозревая дело рук своих. Естествопытатель стоял рядом, заботливо подставив под черный локоток магазинный выступ. Несмотря на столь героичную по виду почти скульптурную композицию, по духу ничего героичного в ней не ощущалось. Наоборот, Сворден Ферц сказал бы, что в глазах крошечного человечка тлели искорки усталости от тяжелой и по большей части бессмысленной работы.

Столь вопиющий диссонанс формы и сути присущ, наверное, лицам только еще одной героической профессии – палачам, причем палачам той самой, древней версии, которые пользовали своих клиентов не автоматическими расстрельными машинами, а старыми добрыми топорами.

– Что за странные ассоциации, – покачал головой Господь-М будто перехватил непроизвольно возникшую у Свордена Ферца мысленную картинку.

Вряд ли подобное возможно, но у Свордена Ферца от стыда вновь загорелись уши. Стараясь избавиться от неловкости, он поспешил спросить с наигранным интересом:

– Почему он так пахнет?

Туша валялась на спине, выставив в небесную твердь три пары массивных лап. Брюхо ее раздулось до огромных размеров, отчего проступавшие по бокам мягкие наросты растянулись, став похожими на ветхие тряпичные вставки, сквозь прорехи которых сочилось нечто густо-оранжевое. Оно собиралось под тушей в большую вязкую лужу, куда пикировали давешние стрекозы. Некоторым из них не повезло задеть клейкую субстанцию краешком крыла или лапкой, и они медленно чернели в луже, теряя нарядный лазоревый цвет.

Морщинистая шкура падали разгладилась под давлением трупного газа, кое-где пролегли рубцы – зародыши скорых разрывов, откуда ударят фонтаны гниющей плоти впермешку с личинками и червями. Если приглядеться, то можно заметить пока еще легкое шевеление трупа – слабый отголосок внутренней борьбы больших и мелких падальщиков за свое право пожрать и размножиться. Внутри обезглавленной туши урчало и переливалось, точно в огромном сосуде, где осмотические перегородки отделяли живую и мертвую воду.

– Мед, – наконец-то ответил Господь-М. – Ходячая фабрика по переработке фруктозы.

– Извините, – покаянно пробормотал Сворден Ферц. Зверюгу стало еще жальче.

– Неслось жужжанье мух из живота гнилого, личинок жадные и черные полки струились, как смола, из остова живого, и, шевелясь, ползли истлевшие куски, – вдруг продекламировал Господь-М. – Волной кипящею пред нами труп вздымался; он низвергался вниз, чтоб снова вырастать, и как-то странно жил, и странно колыхался, и раздувался весь, чтоб больше, больше стать!

Рубцы на брюхе углублялись, расходились вширь, открывая почерневшее, подгнившее мясо, которое сочилось какой-то коричневой дрянью.

Странно, но ускоряющийся процесс гниения не внес в медовый запах никакой новой ноты. И хотя услужливое воображение и пыталось породить фантомную вонь разлагающегося трупа, Сворден Ферц контролировал свои реакции.

– Жизнь и смерть – две альтернативы, которые сосуществуют, а не сменяют друг друга, не находите? – спросил Господь-М.

– О чем вы? – честно говоря, Сворден Ферц туго соображал вблизи пиршества санитаров лугоморья. За плотной стеной отвращения он, тем не менее, ощущал еле заметный, почти болезненный интерес: чем же завершится раздувание туши.