Михаил Савеличев - Черный ферзь [litres]

Живорез шумно задышал, крепче вцепился когтями в деревянные стены хижины, но, к удивлению Свордена, остался стоять на своем месте. Видимо, сказывалась медленная сообразительность Выползня. Но затем совершил то, что иначе как отчаянной храбростью назвать трудно, – переступив копытами, он шагнул внутрь.

Сворден покосился на гостя, но гнать не стал. Сам ведь, получается, пригласил.

Выглядел Выползень жутко, как и все живорезы. Встреть такого на побережье во время десантной операции, Сворден не только укокошил бы его в особо изощренной форме, но и не пожалел бы баллона огнемета, чтобы стереть из мира все следы столь мерзкого создания. Но сейчас он вроде даже пообвык, хотя всеми силами старался поменьше встречаться с уродами.

Но когда становилось совсем невмоготу, он, по совету Наваха, занимался чисткой оружия и подгонкой амуниции, либо обследовал мертвые дасбуты в поисках боеприпасов, пока в одном из них не наткнулся на такое, что и вспоминать жутко. Так что теперь осталось лишь два противоядия беспричинной тоске – чистка и подгонка. Ну, может, еще поддразнивание робкого Выползня.

– Т-т-тебя-я-я-а-а зову-у-у-ут, – невыносимо растягивая слова даже не вымолвил, а промычал живорез и огромным языком облизал огромный влажный нос.

– Кто зовет? – хмуро спросил Сворден, намертво гася в себе желание поддержать Выползня ответным мычанием.

– Чу-у-у-де-э-э-э-сни-и-ик, – теперь уже проблеял живорез, – Нэ-э-э-ва-а-а-ах.

Можно было и не спрашивать. Чудесник и Навах. Кто еще мог его куда-то позвать? Не Выползень же решил пригласить Свордена попастись на травке или заготовить пару вязанок сухостоя.

– Бы-ы-ы-ыстро, – опять проблеял живорез.

– Бы-ы-ы-ыстро, – передразнил Сворден. – Чего ты молчал, урод?

Они выбрались из хижины, поставленной на ракетной палубе между рубками дасбута. То ли древность, то ли неизвестная болезнь выгрызла в лодке огромные дыры, откуда в неподвижный воздух поднимались рыжеватые столбы пыли. Некоторые из стартовых шахт были открыты, но ракеты в них отсутствовали, лишь чернела маслянистая вода. В откинутых огромных люках собиралась дождевая вода, вполне годная для питья, если собрать ее в канистры раньше, чем туда наползала склизкая живность.

Вот и сейчас заморосил мелкий нудный дождь, словно только дожидался момента, когда Сворден выползет из-под крыши. По хорошему не мешало бы пополнить запас воды, чтобы потом не тащиться в лес к источнику, но Выползень от нетерпения бил копытом, и Сворден, напоследок пнув канистры, направился к мостику.

Живорезы жили на остовах дасбутов, заполнявших разлив Блошланга как стадо дервалей, выброшенных штормом на отмель. Огромные туши лодок соединялись наплавными или накидными мостиками, а палубы обезображивали лачуги аборигенов, лишь изредка напоминавшие человеческие жилища, а по больше части похожие на бесформенные гнездовья, отвратительно выглядящие и смердящие.

Внутрь дасбутов живорезы никогда не спускались и вообще отчаянно боялись любого упоминания об отсеках. Ходили слухи, что там обитают упыри, а в темное время поднимаются на палубы и раскают повсюду в поисках добычи. Питались они, понятное дело, живорезами, поэтому когда некоторые из аборигенов бесследно исчезали, пропажу списывали на упырей.

Удивительно как при такой боязни ржавых остовов живорезы не поселились в лесу. Но позже Сворден понял, что леса они бояться еще больше, чем дасбуты. Живорезы редко спускались на берег, еще реже заходили в подлесок, а забираться вглубь даже и не пытались. Аборигены напоминали тонкий слой липкой плесени, покрывшей мертвые дасбуты, но не имеющей жизненных соков перекинуться со скудного пайка гниющих останков на более плодородные и влажные лесные внутренности.

Живорезы гроздьями усеивали палубы и издали походили на крыс, отчаянно дерущихся за толику скудных отбросов. Над разношерстными кодлами висело непроницаемое для слуха облако нечленораздельного гомона, смахивающего на звериные завывания и птичий клекот. Глаз терялся разобрать в плотном сборище чудовищных созданий хоть что-то, отдаленно похожее на человека.

– Я-а-а-э-э не-е-е у-у-у-род, – вдруг промычал Выползень, и Сворден не сразу сообразил о чем тот говорит.

– Кто же ты? – скривился Сворден в ожидании услышать уже знакомый ответ.

Полог ближней лачуги откинулся, и на свет выбрался очередной живорез, видимо проспавший традиционное общее сборище. По старой привычке, не вставая с четверенек, он попытался потянуться, разминая члены, но тут узрел Свордена и замер. Огромное пятнистое тело, украшенное многочисленными складками и торчащими пучками волос, принялось подрагивать еле застывшим студнем, непропорционально крошечные лапки разъехались, не удержав такую тушу, крошечная морда уперлась устрашающими бивнями в палубу, жесткие усы встопорщились.

Живорез сделал отчаянную попытку подняться на задние лапы, но массивное брюхо никак не желал оторваться от палубы, а передние лапки лишь робко уминали жировые массы, не в силах помочь. Широкий, но короткий хвост в отчаянии забил по палубе.

– Здра-с-с-с-те, – произнес жирдяй, на что Сворден лишь кивнул, а Выползень и вообще обошелся пренебрежительным пряданием ушей.

Еще не поджившие раны и остатки грязных тряпок, обмотанных вокруг чресел, выдавали в жирдяе новичка, недавно явившегося из леса.

– Я-а-а-э-э не-е-е у-у-у-род, я-а-а-а – че-э-э-э-лове-э-эк, – проблеял Выползень, на что жирдяй, решивший будто обращаются к нему, вдруг как-то очень легко встал вертикально, растопырил лапы и задрав вверх усатую морду оглушительно протрубил:

– Я – че-е-е-елове-е-е-ек!!!

Трубный глас эхом прокатился по поселку, его подхватывали и усиливали сотни глоток:

– Я – че-е-е-елове-е-е-ек!!! Я – че-е-е-елове-е-е-ек!!!

Даже Выползень, слегка очумев от поднятого им же самим гвалта, включился в общее скандирование, отбивая копытами ритм и щелкая когтями.

Свордену хотелось заткнуть уши, а еще лучше – полоснуть автоматной очередью по вопящим живорезам. Он сдернул автомат с плеча, щелкнул предохранителем и, задрав дуло к мировому свету, принялся нервно дергать спусковой крючок. Магазин, предусмотрительно опустошенный Навахом, так и не смог расщедриться ни на один выстрел, словно в кошмарном сне десантника, где его окружали скопища отвратных материковых выродков, но оружие в руках отказывалось стрелять, а гранаты – взрываться.

Однако безумие не оставалось на месте. Вслед за первой ритуальной фразой общий хор живорезов подхватил вторую, а за ней и третью:

– Человек всегда стоит на двух ногах! Человек никогда не ест другого человека!

Жирдяй, чья способность использовать для передвижения лишь задние конечности вызывала огромное сомнение, то ли от страха не соответствовать столь гордому званию, то ли от натуги компенсировать врожденную неповоротливость усердным ревом, немедленно обмочился, обдав пахучей струей стоящего рядом Выползня. Однако тот, погруженный в экстаз хорового крика, ничего не заметил.