Дмитрий Самохин - Сад зеркал [сборник litres]

Зачем она меня вытащила? Ненормальная. Только дольше буду мучиться. Добила бы лучше.

Вот зачем дух Древа послал мне в союзники эту орчиху? Помереть спокойно – и то не даст.

Долго я провалялся наполовину в беспамятстве. То нырял в глубины мрака и блуждал там среди горящей черной воды, то выныривал обратно, потому что меня звала Орка. Ну как звала – ныла без конца. Причитала и стенала. Не помирай, Хвостатый, не помирай.

Так достала своим скулежом, что я всерьез хотел сдохнуть, чтобы больше её не слышать. Но как сдохнуть – я не знал, потому продолжал болтаться между черным жаром и Оркиным нытьем. А потом понял, что ни покоя мне не дадут, ни помереть не позволят – и пришел в себя просто потому что ничего другого не оставалось.

Оказалось, отлеживался я в нашем подвале. Что Орке достало сноровки побороть того укушенного вампира – меня не удивило. Кровосос, небось, и когти не успел вытащить из моих плеч, так глубоко в них зарылся, скотина. Что Орка меня дотащила досюда – тоже нормально, она большая и сильная. Если меня что и удивляло в этом дурацком спасении, так лишь то, что она проявила способность действовать, а не прямо в логове упала на задницу и принялась причитать.

Поначалу я просто целыми днями валялся, дремал или плёл фигурки из длинных соломинок и лозинных веток, которые таскала Орка. А потом понемногу начал обращать внимание на её странное поведение. То есть, более странное, чем раньше.

Орка смотрела то испуганно, словно я мог её сожрать, то жалобно, будто я снова помираю. А ведь ни то, ни другое. Я чувствовал на себе её взгляды исподлобья, и всякий раз, когда поворачивался – она быстро отводила глаза. Я знал, что она следит за мной все время и как будто не хочет выпускать из виду.

Она боится, что я сбегу? Как, ползком? Или ей так уж невыносима мысль, что в охоте на вампирах приходится делать перерыв? Жалеет, что спасла меня и связала себе руки, прикидывает, как половчее пристукнуть, пока я не набрался сил? Что-то произошло, пока я валялся без памяти?

Чем больше я приходил в себя, тем больше меня напрягали эти взгляды, тем больше я задумывался. Но придумать ничего не мог, а спрашивать не торопился. Вряд ли она ответит.

А потом я постепенно начал понимать.

И снова пожалел, что не сдох.

– Почему меня разносит?

Она смотрит исподлобья.

– Я не знаю.

– Как это – не знаешь? Я скоро тебя перегоню вширь и ввысь! Ящеры такими не бывают! Я что, превращаюсь в долбаного орка?

Молчит, отводит глаза.

Непривычно быть таким высоким, подними руку – коснешься потолка. Ох, как я удивился, когда первый раз поднялся с постели и понял, каким большим стал!

– Почему я не похож на себя? Почему я всё время хочу жрать? Почему вся еда безвкусная?

Орку передергивает, она отводит глаза.

– А это? – я открываю рот пошире, чтобы она могла видеть мои зубы. – Что это такое? Я теперь змея, что ли?

– Орк-змея, – тихо бормочет она и вдруг начинает хохотать.

Я хочу залепить Орке пощечину, но боюсь, что выбью ей зубы или сверну шею. Очень уж сильным я стал за каких-то пол-луны. Не то чтобы меня волнует её шея, но Орка – моя единственная связь с миром вне подвала. Выходить отсюда я остерегаюсь, примут еще за не пойми какого монстра и забьют ухватами.

Да я и сам себя бы забил ухватом, до того мне жутко. Когда собственное тело Когда собственное тело перестаёт быть твоим, перерождается в огромный кусок непослушной и чуждой плоти – как с этим справляться? Чему можно верить, если даже себе нельзя? Что остается постоянного, за что ухватиться?

Швыряю в стену кувшин с водой. Силища во мне теперь такая, что кувшин разлетается вдребезги. Странно, что стена устояла.

– Что со мной происходит, древова мать?!

От моего вопля на чердаке мыши обделались, наверное. Орка вздыхает:

– Ты знаешь.

Хватаюсь за голову. Ладони непривычно широкие, и я думаю, что мог бы раздавить свою башку, как орех.

– Почему ты просто не дала мне сдохнуть?

Орка молчит. С высоты моего нового роста она выглядит не такой уж здоровякой.

– Я не превращусь в… я не стану… – язык вдруг оказывается огромным и неповоротливым, и я не могу выговорить это слово. – Не стану. Так не бывает. Или бывает? Что ты молчишь, твою орочью мать?! Ты знала, знала, да?!

– Нет же! – Орка тоже повышает голос. – Я думала, это байки! Никто не знал наверняка, некоторые охотники только пересказывали это, как сказку. Никто не был уверен! Про это даже не говорили всерьез! Я тоже не знала!

– Хотела проверить? – голос у меня дрожит, и это бесит еще сильнее. – Ты для этого меня вытащила? А меня ты спросила?

– Я не могла тебя бросить! – орет она уже во весь голос, и мыши на чердаке обделываются снова. – Даже если бы знала наверняка! Я не могла! Что бы я делала без тебя?!

У неё в глазах блестят слезы. Омерзительное зрелище: широкая складчатая морда с мокрыми покрасневшими глазами.

– Если этой… если этим можно заразиться, то можно и вылечиться. Можно, поняла? Нужно узнать, как. Ищи. Ищи в своих долбаных книжках, грамотейка!

Сжимаю кулаки. Какие они огромные, древов ты корень.

Я знаю, что Орка ответит. Я всё понимаю. Но мне нужно это услышать, обязательно нужно, чтобы перестать без толку метаться, чтобы понять окончательно…

– Я же тебе сказала, – устало говорит Орка, – ни книги, ни охотники даже не знали наверняка, сказки это или нет. Нигде не написано, как тебя вылечить и что делать дальше. Никто не знает.

Выходить из подвала я теперь мог только в темноте, чтобы не попадаться на глаза хозяину спального дома и другим гостям.

Я понимал, что перепугаю их до смерти, хотя даже толком не знал, как сейчас выгляжу. Разглядеть свое лицо мне было негде, разве что в тарелке с супом или в кружке с мёдом, а там много не насмотришь. Приходилось прикидывать наощупь. Лицо, в общем, не очень-то изменилось, разве что стало шире, да клыки еще вылезли. Небольшие, тонкие такие клычки, ничего жуткого. А вот тело все больше напоминало орочье, только в чешуе. В общем, показываться на глаза чужакам в таком виде не стоило, потому если я и ходил на улицу – только ночью. Без всякой цели. Просто гулял по улицам городка, шел куда глаза глядели, словно мог уйти от себя.

В темноте я стал видеть куда лучше, так что в любую ночь мог убраться куда угодно, далеко-далеко отсюда. Но мне некуда было пойти. Меня раздражало, что Орка этого не понимает и облегченно вздыхает всякой раз, когда я возвращаюсь в подвал. Она не спала, ждала меня, хотя и делала вид, будто дремлет.

Возвращался я под утро, до восхода солнца. Я не видел его очень давно, но, странное дело, совсем по нему не скучал. Дневного света мне не хотелось, слишком уж он яркий. Даже прямой взгляд на светильник с жиром вызывал неприятную резь в глазах.