Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

Званцев с веселым ужасом глянул на него.

— И форму менял?

— Форму не менял, — признался Дом. — Ну ты, Званцев, даешь! Прикинь: голубок на полторы тонны. А если еще такой в воздух поднять? Люди разбегаться станут.

— Это почему же? — не понял Званцев.

— Вы же голубей всегда боитесь. Ну, сам знаешь, что они с памятниками обычно делают. А если такая махина над головой крыльями захлопает? Скажи, ты бы не испугался?

Собачонка на экране пыталась удрать, но Митрошка, вытянув манипулятор на три метра, вернул ее в песочницу. Собака жалобно заскулила. Митрошка повторил ее скулеж, старательно копируя интонацию.

— Он бы еще на луну выть с ней взялся, — сказал человек и потянулся за ложкой.

Суп был остывшим.

— Это у него с безделья, — решил Званцев. — Избаловал я вас городскими посиделками. А что делать? Мне срочную работу выполнить надо, проанализировать сейсмическую активность тектонического разлома в районе Камышина. Все-таки ГЭС внизу, да и люди могут пострадать.

— Я понимаю, — сказал Дом. — Ну, значит, пусть себе занимается. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось…

— Нашел ребеночка, — вздохнул человек. — Но ты прав в главном, пусть совершенствуется.

— Надо сказать, — с сухой объективностью заметил Дом, — он все-таки последователен. Начал с голубей, потом к котам приставать стал, даже по чердакам и подвалам шастал, теперь вот за собак принялся.

Званцев представил себе Митрошку, надрывно мяукающего на чердаке, и покачал головой. Не дай бог, он подсветку ночного видения включит, когда в подвал сантехники спустятся — инфаркты обеспечены. Но вслух ничего не сказал.

— Сам ты чем занимаешься? — поинтересовался он у Дома.

— Развиваюсь помаленьку, — не сразу отозвался Дом. — Званцев, ты бы мне два дополнительных блока памяти поставил. Я хочу поведение в экстремальных ситуациях отдельным массивом обозначить, чтобы нормально быстродействие обеспечить и всю память при необходимости лишний раз не гонять. Сделаешь?

— Резонное желание, — согласился Званцев. — И своевременное. Через две недели мы в Малайзию отправимся. Может, и пригодится. Только почему два? Одного не хватит?

— Полезное лишним не бывает, — сказал Дом и тут же пояснил: — Немецкая поговорка.

Митрошка появился часа через два после человека.

Вошел в Дом и сразу же подключился к энергораспределителю. Подзарядиться решил.

— Хорош, — с осуждением в голосе сказал Званцев. — Хорош гусь!

— С гусями я еще не работал, — отозвался робот. — Для общения с ними в деревню надо ехать или на Николин пруд. Слушай, Званцев, поедем в деревню? Я твердо решил стать зоопсихологом. А в деревне для исследователя раздолье: собак полно, кошки в каждом доме, коровы, овцы, птица разная…

— Крестьяне, — подсказал Званцев.

— Ну и крестьяне, — согласился Митрошка, но тут же спохватился: — Званцев, это нечестно! Ты же знаешь, что крестьяне такие же люди, как ты, только заняты сельскохозяйственным производством.

— Да ну? — удивился Званцев, плюхаясь на диван. — Вот не знал. Спасибо тебе, Митрошка. Просветил неуча. Это тебе собачка из песочницы подсказала?

— Предатель, — гордо сказал Митрошка Дому. — А ты, Званцев, не смейся, между прочим, коммуникативные способности животных еще мало изучены. А они между собой общаются не меньше, чем люди.

— Это точно, — вздохнул Званцев. — Видел я, как она на тебя рычала!

— Это была не угроза, — возразил Митрошка. — Так, небольшое предупреждение. И потом — я просто набирал словарный запас. Вот ты не знаешь, Званцев, а в общении собак большую роль играет хвост. Но ты на такие мелочи внимания не обращаешь, для тебя животное всего лишь меньшой брат, которого, как отмечал один поэт, нельзя бить по голове.

— Так, — с расстановкой сказал Званцев. — Дом, ты слышал? Он уже до Есенина добрался.

— Трепачи, — сказал Митрошка, отсоединяясь от сети. — И вообще, Званцев, мне твой солипсизм противен. Каждое живое существо во Вселенной имеет законное право на уважение.

— Кто же спорит, — сказал Званцев. — Только, чтобы высказать такое уважение, не обязательно становиться на четвереньки и отращивать хвост.

Мирошка гневно мигнул фасеточными глазами.

— Кто бы говорил! — сказал он. — Званцев, ну что ты понимаешь в хвостах!

Гордо он направился к выходу.

В нижней части его туловища обозначился лохматый голубой хвост, который Митрошка несколько раз резко вздернул, прежде чем покинул комнату.

— Чего это он? — озадаченно поинтересовался человек.

— Подобное действие собака обычно предпринимает, чтобы показать свое пренебрежение к сопернику и его словам, — сухо прокомментировал Дом.

— Пренебрежение, говоришь? — Званцев спустил ноги на пол и задумчиво посмотрел на запертую дверь. — Жаль, что он из искусственных материалов.

— Кто? — не понял Дом.

— Да Митрошка, — объяснил Званцев. — Был бы он живым, я бы ему за это самое пренебрежение плеснул бы скипидаром под хвост!

В этот вечер Митрошка был необыкновенно тих — даже телевизионные передачи не комментировал в своем обычном язвительном стиле. Не то чтобы Званцева это сильно встревожило, просто интересно ему стало. Никогда еще Митрошка себя так не вел.

— Митрофан, — официальным тоном спросил Званцев. — Что с тобой? Вирус в Интернете подхватил? Или опять по поэтическим сайтам лазил?

— Знаешь, Званцев, — грустно сказал Митрошка. — Мне кажется, ты нас неправильно воспитываешь. Я тут на днях доктора Бенджамина Спока почитал, так он говорит…

— Кого? — Званцеву показалось, что он ослышался.

— Доктора Спока, — упрямо повторил Митрошка. — «Воспитание ребенка» называется. Он там ставит вопрос о внутренней и внешней свободе воспитуемого объекта. И вот мне кажется…

— Митрошка, — вздохнул Званцев. — Так ведь книга называется «Воспитание ребенка», а не робенка!

Митрошка мигнул.

— Так ведь принципы одни и те же, — возразил он. — Но я ведь не об этом, Званцев. Я о том, что ты нас с Домом, можно сказать, духовно обворовываешь!

Званцев не верил своим ушам.

— Ты ли это, Митроха? — пафосно сказал он. — Я тебя обворовываю? И тебе не стыдно?

— Может, ты не нарочно, — сказал грустно робот. — Но ты ведь сам говорил, что факт в любом случае остается фактом, вне зависимости от субъективных причин. Понимаешь, я вдруг обнаружил, что у меня пробелы в вопросах материнства.

— Бред! — искренне отозвался человек. — Тебе-то это зачем?

— Вот ты сейчас опять начнешь, — сказал Митрошка. — Заладишь свое: логика, машинное естество, целесообразность… Званцев, а ведь у меня, можно так сказать, период счастливого детства. Разве не так?

— Ну, в какой-то мере, — неуверенно согласился Званцев, чувствуя в сказанном какой-то подвох.