Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

После того как они выполнили задуманное, Иван Александрович разлил водку по стаканчикам, поднял свой.

— Ну вздрогнем? — спросил он. — Я его в ученики возьму. А чего? Парнишка целеустремленный, к своим ему показываться нельзя, не поймут. А у меня при деле будет.

И они выпили за ученика истребителя вампиров Ахмеда Героева, который даже не подозревал, что с этого дня судьба его круто и бесповоротно изменится.

Вечер прошел без особых событий.

Заглянул милиционер. Был он весел, потирал руки.

— Вот уж смех, — весело доложил он. — Мужики в вашем тамбуре подрались. И знаете из-за чего? В жизни не угадаете! Один утверждал, что жизнь на Земле уникальное явление, единичное, можно сказать, а второй твердил, что обитаемых планет во Вселенной — пруд пруди. Потом не выдержал и заехал оппоненту томиком Клиффорда Саймака по голове. Ну и оппонент не сдержался. Вот, блин, до чего чтение людей доводит!

— А вы как считаете, — спросил Таганцев, — есть инопланетяне или глупости все, болтовня?

— А чего мне считать, — милиционер принял от Ивана Александровича пластиковый стаканчик и поблагодарил его коротким кивком, — я сам одного на пятнадцать суток сажал!

Вечером Таганцев курил в тамбуре. Мимо него прошли двое уже не однажды встречавшихся людей в монашеском одеянии. «Ну и рожи», — печально подумал Таганцев.

В тамбур, лязгнув дверью, вошел знакомый милиционер.

— Здорово, Федорыч! — милиционер Спиридоныч крепко пожал руку Таганцева. — Как спалось?

— Н-ну… — Таганцев сделал неопределенный жест рукой.

— Я так и думал, — признался Спиридоныч. — Небось, народ храпел всю ночь?

— Типа того, — кивнул Таганцев. — Слушай, — спохватился он, — ты мне лучше скажи, что это за монахи по поезду бродят? Рожи у них какие-то странные…

Милиционер Спиридоныч засмеялся.

— Так это инопланетяне, — сказал он. — Откуда не скажу, откуда-то из центра. Они второй месяц на этой линии лазят, деньги на ремонт корабля собирают. Сибиряки народ щедрый, наверное, наберут скоро. А до них здесь четырехрукий Костя промышлял. Здоровый такой парнюга с плоской головой.

— Спиридоныч, — спросил Таганцев. — А тебе здесь странным ничего не кажется?

— Что именно? — не понял милиционер.

— Ну, все, — обвел рукой тамбур Иван Федорович. — Костя четырехрукий, сбор денег на ремонт космического корабля… Емкость, в которой спиртное не кончается…

— Не знаю, — пожал плечами милиционер. — Поначалу, может, и казалось, а теперь привык. Тут, если задумываться начнешь, службу нести некогда станет.

Он вытащил из пачки Таганцева сигарету, подождал, пока Иван Федорович поднесет к ней огонек зажигалки, жадно, но с достоинством затянулся.

— Этот рейс у нас спокойным считается. Даже вмазать, если с умом, можно. Я раньше поезда на Москву сопровождал, — сказал он. — Вот где насмотрелся! Иной раз такого страху натерпишься — водка не помогает!

— Ну что может случиться? — пожал плечами Таганцев, глядя, как за окном меняются пейзажи и тянется бесконечная линия проводов вдоль железнодорожного полотна. — Ну зарежут кого, ну бандиты нападут… Что еще-то может случиться?

Спиридоныч долго и внимательно смотрел Таганцеву в глаза, словно прикидывал, раскрывать ли тому известную лишь ему тайну, потом вздохнул, словно принял нелегкое решение, загасил сигарету и сказал:

— А пойдем-ка, Иван Федорович, в наше купе, я тебе кое-что расскажу. Сам понимаешь, не для посторонней огласки.

В купе, где расположились милиционеры, было уютно, на одной из нижних полок небрежно валялась резиновая палка, которую в народе любовно прозвали «демократизатором» или «ускорителем перестройки». Хотя на столе лежала половина палки копченой колбасы, желтели нарезанный батон и горбушка сыра, а из напитков стояли лишь бутылки минеральной воды «Тунгуска Подкаменная», в купе явственно пахло водкой. Минералку Таганцев знал, реклама утверждала, что в ней содержатся частицы инопланетного космического корабля, взорвавшегося в 1908 году над сибирской рекой.

Обе нижние полки были свободны, на одной из верхних спал в цветастых трусах и белой майке молодой напарник милиционера Спиридоныча.

Спиридоныч сел к окну, положив руки на стол, горько и грустно оглядел бутылки с минералкой, поднял глаза на Таганцева и повел неторопливый обстоятельный рассказ о загадочных и страшных событиях, имевших место в прошлом году на станции Бологое.

Прикинь, Федорыч, ночь, поезд стоит, морозец давит.

От вагонов пар, изо рта пар, где-то у вокзала серебряные тени стоят, время от времени голос слышится гулкий, а вот что говорит, разобрать невозможно. Я в шинельке пробежался по перрону, спрашиваю проводницу, сколько стоять будем. Она мне говорит, мол, ничего неизвестно, где-то впереди не то два локомотива столкнулись, не то рельсы разобраны, будем стоять, пока транспортные бригады порядок не наведут. Ясен корень, как они ночью работают! Пока бригаду соберут, пока кладовщика с материалами вытащат, пока начальники план ликвидации аварии составят и у вышестоящего руководства утвердят…

И спать не хочется.

Если бы я себя пересилил и спать пошел, ничего бы не случилось. Но тут такое дело — я с обеда прилег, думал, полчасика кемарну, а напарник меня пожалел, так я до девяти вечера хоря и продавил. Сам посуди, какой тут сон?

Попробовал к проводнице подкатиться, но та оказалась женщиной строгой, водки со мной выпила, на ласки облом вышел. Меня муж дома ждет! Как так, я же в глаза ему не смогу смотреть! Можно подумать, меня дома не ждут! И ведь нормально я своей половине в глаза гляжу, иной раз даже не моргаю.

Ну, выскочил на перрон, думаю, хоть воздухом подышу. Гляжу, а из тупика ко мне кто-то направляется. Ближе подходит, ближе, смотрю, слава Богу, незнакомый, но человек. Одет, правда, странно: кожаное пальто на нем, фуражка с синим околышем, галифе, и хромачи по выпавшему снежку поскрипывают.

Я ему на всякий случай: стой, мол, кто?

Он неприятно засмеялся, ну все равно как одновременно со смехом зубами скрипит, и мне:

— Кто, кто! Конь в кожаном пальто! Ты здесь порядок охраняешь?

Я ему сдуру и ответил: «Ну я. Чего надо?»

— Пойдем со мной, — говорит этот самый конь в пальто. — Начальство вызывает!

И ты понимаешь, Федорыч, такая властность в его голосе была, что я покорно за ним поплелся. Вроде не я четвертак Родине отдал за две маленькие звездочки и смешные льготы в неопределенном будущем.

Приходим мы с этим мужиком в тупик. Там стоят два пассажирских вагона, вокруг охрана в дубленках и шлем-масках, пар изо рта валит, ну, сам понимаешь, важные люди в вагонах сидят, потому их и охраняют.