Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

Ну, этот самый, в кожаном пальто, шасть в вагон. Слышу — докладывает, мол, товарищ генерал, ваше приказание выполнено.

Из вагона высовывается пузатый такой тип в генеральском мундире. «Мент? — спрашивает. — Залезай, падла, в вагон!»

В вагоне сумрачно, длинный такой стол, у стола стоит мужичонка в черной фуфайке, в шапке из собачьего меха и в лаптях. В креслах за столом сидят двое — один в пенсне, другой — усатый — ложечкой чай в стакане с подстаканником помешивает. Я глянул и обомлел: товарищ Сталин!

Он мне рукой этак машет. Успокойтесь, уважаемый, мы вас по делу пригласили. Встал и заходил по кабинету. Мягко ступает, неслышно. А глаз у него умный, тигриный — желтый от усталости, беспощадный и в то же время сочувствующий такой. Видно по нему, что за весь народ думает и душой болеет.

Поворачивается вождь, трубку изо рта вынимает и в грудь мужику — тык!

— Значит, Денис Григорьев, — говорит он мягко, — тебя сегодня застали за отвинчиванием гайки, коей рельсы прикрепляются к шпалам. Так это было?

— Знамо, — кивает мужик и шапку снимает вежливо. — Было.

— А для чего ты отвинчивал гайку? — спрашивает вождь.

Я рот открыл. Надо же, до чего государственный человек, в каждую мелочь лично вникает! Другой бы на его месте Кагановичу кивнул, Берии поручение сделал, а этот — сам! И тут до меня доходит, что пенсне за столом именно Берия поблескивает. Во мне все сразу сомлело.

— Кабы не нужна была, не отвинчивал бы, — между тем говорит мужик.

— Для чего же тебе понадобилась гайка? — еще ласковее спрашивает вождь.

— Гайки-то? Мы из гаек грузила делаем, — признается задержанный.

— А кто это — мы? — заглядывает ему в глаза вождь.

— Мы, народ… Климовские мужики то есть.

Тут Берия за столом пошевелился.

— Я же говорю, Коба, заговор. Однозначно заговор! Целая банда вредителей орудует! И эта морда при делах, я по глазам его хитрым вижу, — ткнул он в мою сторону. — Эти суки гайки откручивают, а он сторожит!

Мужик руки к груди прижал и говорит вождю:

— Нешто, Иосиф Виссарионович, можно без грузила-то? Ежели ты живца или выползка на крючок сажаешь, нешто он пойдет ко дну без грузила? Черт ли в нем, в живце, ежели он поверху плавать будет! Окунь, щука, налим завсегда на донную идет, а которая поверху плавает, то ту разве только шелешпер схватит, да и то редко…

— Да что ты, Коба, время свое государственное тратишь на этих выродков? — говорит Берия. — Дело ясное. Разреши, я Хрусталева с наганом позову?

— Погоди, Лаврентий, — мягко говорит вождь. — Надо во всем разобраться.

И — к мужику.

— Разве ты не понимаешь, глупая твоя голова, к чему ведет отвинчивание гаек? Недогляди сторож, так ведь поезд мог бы сойти с рельсов, людей бы убило! А в целом по стране? Гайки завинчивать, а не отвинчивать надо! Экое преступное недомыслие!

— Избави господи, товарищ Сталин! — отвечает ему мужик. — Зачем убивать? Нешто мы некрещеные или злодеи какие? Слава-те господи, при таком вожде, как вы, жизнь прожили, и не токмо что убивать, но и мыслей таких в голове не было… Спаси и помилуй нас Карл Макс и Фридрих Энгельс! Что вы!

— А отчего по-твоему происходят крушения поездов? — спрашивает вождь.

— Известное дело, — отвечает мужик. — Вредители из прежних на новую жизнь гадют!

— Вот! — вождь трубку в рот вложил, хлопнул себя обеими руками по ляжкам и — Берии: — Вот, Лаврентий, прикинь, сколько мы из-за этих мужиков грамотных специалистов постреляли! Вот откуда у нас на железной дороге крушения!

Тут уж Денис Григорьев засмеялся.

— Ну уж, крушения! Сколько лет всей деревней гайки отвинчиваем, и хранил Господь, а тут крушение… людей убил… Ежели б я рельсу унес или, положим, бревно поперек ейного пути положил, тогда, пожалуй, своротили бы поезд, а то… тьфу! гайка!

— Ты тут нам своих вредительских методов не рассказывай, — строго сказал Берия. — Мы их и без тебя знаем, да!

— В прошлом году тут поезд сошел с рельсов, — сказал вождь. — Помнишь, Лаврентий, мы еще Кагановича хотели расстрелять. Теперь понятно почему…

— На то вы и вожди, чтобы понимать… Господь знал, кому понятие давать, — вздохнул Денис Григорьев. — Вы вот и рассудите, как и что, а то этот, — он показал рукой на Берию, — хватает за шиворот и тащит… Ты рассуди, а потом и тащи! Товарищ Сталин, он меня два раза по зубам ударил и по груди.

— Э, тебя на месте пристрелить надо было, как бешеного пса, — вскипел Берия и обмяк под жестким взглядом вождя.

— При обыске у тебя нашли еще одну гайку, — сказал вождь, меланхолично посасывая трубку. — Откуда она у тебя?

— Это вы про ту гайку, которая под красным сундучком лежала? — встрепенулся допрашиваемый.

— Не знаю, где она у тебя лежала, только нашли ее, — мягко сказал вождь.

— Ты еще скажи, что это я ее тебе подкинул! — возмутился от стола Берия.

— Напраслину не возведу, — с достоинством отозвался допрашиваемый. — Только я ее не отвинчивал, мне ее Игнашка, Семена кривого сын, дал. Это я про ту, что под сундучком, а ту, что на дворе в санях, мы ее с Митрофаном вывинтили.

— С каким еще Митрофаном? — едва не выронил трубку вождь.

— С Митрофаном Петровым. Нешто не слыхали, товарищ Сталин? Невода у нас делает, бредни и советским партийным работникам продает. Ему этих гаек много требуется. На каждый невод, почитай, штук десять…

— Я же говорил — заговор! — подпрыгнул за столом Берия. — Ты не части, мне каждого записать надо: и Игнашку, и Семена, и Митрофана Петрова… Кто у него невода и бредни покупал, знаешь, да?

Сталин пососал трубку.

— Послушай… Статья пятьдесят восьмая со значком прим пять говорит, что вредительство и умышленное повреждение государственного имущества наказывается исключительной мерой социальной защиты или длительным тюремным сроком…

— Вы лучше знаете, — вздохнул Денис. — Вы же сами законы пишите, а мы люди темные… нешто понимаем?

— Дураком прикидывается, — резко сказал Берия.

Наступило тяжелое молчание.

— Мне итить? — спросил Денис.

Берия вопросительно глянул на вождя. Вождь пососал трубку, прошелся по кабинету, заложив больную руку за борт френча.

— К стенке пойдешь, товарищ! — ласково сказал он.

— То есть как? — испугался Григорьев. — Мне некогда! Товарищ Сталин, мне надо на ярмарку: с Егора три рубля за сало получить…

Его не слушали.

Сталин о чем-то негромко разговаривал с Берией. «Может, к Бухарину и Зиновьеву его пристегнем?» — негромко спросил Берия. «Нет, — качнул головой вождь, — слишком мелкая в политическом плане фигура. — Он мягко и бесшумно прошелся по кабинету. — Вот что, — приняв решение, произнес он. — Запиши в протокол, что все это делалось с попустительства Кагановича и по прямому указанию Молотова. Пусть у нас и на них что-то будет». — «А этот?» — спросил Берия, и я понял, что он спрашивает обо мне. «Этот? — Сталин окинул меня тигриным взглядом. Желтые глаза его блеснули. — Сам виноват. Оказался не в то время и не в том месте. Значит — судьба!»