Лиза Томпсон - Стёртый [litres]

Он повернулся открыть коробку спагетти, а мы с Бекс вошли в гостиную.

– Та-дам! – объявил я, показывая на сервант. – Ты только взгляни! Наверняка тебе не терпится в нём покопаться!

Бекс хмыкнула и скрестила руки на груди, но я заметил, как жадно она разглядывает полки. Я открыл дверцу, и Бекс взяла коричневый глобус.

– Выглядит очень старым.

– Интересно, для чего тут эти дырочки? – спросил я, когда она провела пальцем по Африке.

– Наверное, владелец помечал места, в которых побывал.

Я улыбнулся. Как быстро она догадалась! Бекс хмуро на меня посмотрела и сунула глобус мне в руки.

– А где кусок паруса? – мрачно спросила она.

Я взял с полки деревянное яйцо и бережно открыл.

– Это музыкальная шкатулка. Механизм вот тут, внизу, но он сломан.

Я не стал говорить, что сам его сломал.

– Видишь, на всех лепестках что-то написано.

Бекс шагнула ближе, и я передал ей яйцо.

– «Мария Целеста», – прошептала она.

Я протянул ей кусок паруса. Бекс взяла его двумя пальцами и выпятила нижнюю губу.

– Для одежды или простыни ткань слишком плотная, – сказала она, поднося его к свету. – И выглядит очень старой. И крепкой. Да, её вполне могли отрезать от паруса.

Глаза Бекс блеснули, и я ей улыбнулся. Она отложила кусок паруса и взяла палец от перчатки, а потом стала разглядывать выгравированные имена.

– Амундсен, – прочитала она.

– Наверное, это от его перчатки?

Бекс сглотнула.

Я передал ей платок. Она поднесла его к свету и перевела взгляд с вышитых букв «А. Э.» на лепесток яйца.

– Эрхарт, – тихо произнесла она, проведя пальцем по надписи. Руки у неё дрожали. – Это… – Она запнулась. – Это правда платок Амелии Эрхарт?

Я пожал плечами.

– Она… она просто невероятная. – Бекс прокашлялась. – Амелия Эрхарт – пилот американской авиации, первая женщина, перелетевшая Атлантический океан. Настоящая искательница приключений! Только в 1937 году она решила облететь вокруг света и исчезла над Тихим океаном.

Мы затихли.

– Что с ней случилось? – прошептал я.

Бекс поднесла платок к глазам, изучая каждый стежок.

– Никто не знает. Считается, что она упала в море, но ни её, ни самолёт так и не нашли.

У меня по коже пробежали мурашки. Бекс погладила платок и аккуратно его сложила.

– Последнее имя – Луи Лепренс, – сказал я. – Кто он?

Бекс взяла серебряную пуговицу.

– Не знаю, но, наверное, это от его костюма. Похоже, она из настоящего серебра.

С кухни вышел Рэг, и Бекс вздрогнула.

– Максвелл, ужин готов, – сказал он, хлопая в ладоши. – Твоя подруга будет спагетти?

Бекс помотала головой. Рэг ушёл на кухню, и я услышал, как звенят вилки.

– Мне пора, – торопливо сказала Бекс и всунула мне в руку яйцо.

– Не хочешь ещё покопаться? Наверняка там куча интересного.

Бекс взглянула на сервант и задрала нос.

– Да это всё мусор, Максвелл. Нет там ничего интересного.

Я не верил своим ушам.

– Что? Да ты только что восхищалась платком Амелии Эрхарт! У тебя аж руки дрожали, я же видел!

Она нахмурилась.

– Ничего подобного! Сам подумай, Максвелл. Если эти вещи такие ценные, почему они лежат в серванте какого-то старика, а не в музее? Это просто хлам.

У меня душа ушла в пятки. Я надеялся, что она найдёт объяснение тому, что со мной случилось, и поможет вернуться домой.

– Но тебе же всё это так дорого! Это же твоя любимая история. Ты всегда говоришь: «История жива!» У тебя это даже на футболке написано.

Бекс посмотрела на меня с отвращением.

– Никогда я такого не говорила.

Она повесила сумку на плечо и молча вышла на улицу.

Весь вечер я думал о том, что сказала Бекс. Неужели в серванте и правда один хлам? Но теперь я знал, что три предмета из яйца – палец от перчатки Амундсена, кусочек паруса «Марии Целесты» и платок Амелии Эрхарт – связаны с исчезнувшими людьми. Вряд ли это совпадение. Наверняка именно яйцо меня как-то стёрло.

На следующее утро я решил, что кроме моей сестры вытащить меня из этой передряги может только Чарли Ботаник. Он тоже был умный и много всего знал. Особенно про науку. А в этом точно есть что-то научное. Может, он и шкатулку починит? На этот раз скажу ему правду и всё объясню. Призн а юсь, что меня стёрли. И заодно попрошу одолжить мне чистую одежду. А то эта уже начинала вонять.

Возвращаться в школу было слишком рискованно, и я решил подождать Чарли у дома. Его мама работала полный день, так что никто не стал бы приставать ко мне c расспросами. Я сел на верхнюю ступеньку крыльца и начал разглядывать их заросший сад, дожидаясь конца уроков.

Двор перед домом принадлежал Чарли и его маме, а за домом – другой семье. Когда нам было семь, я предложил соорудить роскошную «Гору для гонок» на пустой клумбе. Мама Чарли сказала, что она не против, если мы потом всё за собой приберём. Мы таскали вёдра земли с одного края сада в другой и сваливали в большую кучу. А потом палками выводили на ней трассу, чтобы она вилась по горе. Чарли вставил листок в самую верхушку и сказал, что это стартовая отметка. Мы водили по горе игрушечные автомобили, изображая рёв мотора. Чарли знал все марки и модели машин и всегда уступал мне самую быструю и крутую. Ну или я сам её забирал. Я вообще, если подумать, часто заставлял его делать то, что он не хотел. Таким вот я был другом. Не очень хорошим.

«Гора для гонок» нам быстро надоела, но мы её не убрали, и за годы она обросла сорняками.

Я посмотрел в тот угол, где она была, и увидел только пустую клумбу. Теперь меня такое уже не особо удивляло. Некому было предложить соорудить эту гору, вот её и не соорудили. Мои воспоминания принадлежали только мне. Никто не разделял со мной моё прошлое. Никто. От этой мысли мне стало одиноко. Очень одиноко.

Я тяжело вздохнул. А когда поднял голову, увидел, что ко мне идёт Чарли Ботаник.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он. Причёска у него была всё такая же колючая, и галстук болтался незавязанный.

Я вскочил и отряхнул джинсы.

– Чарли! Рад снова тебя видеть! – дружелюбно воскликнул я и улыбнулся, но он только нахмурился в ответ.

– Слушай, знаю, тебе кажется странным, что я вот так внезапно появляюсь, но… мне нужна твоя помощь. Выслушаешь меня?

Чарли сощурился.

– Нет, – сказал он, достал из сумки ключ и вставил в замочную скважину.

– Честное слово, тебе будет очень интересно! Ты же любишь физику? Ну, планеты, механизмы… звуковые волны и… э-э… всё такое. Ты же от этого в восторге. Так вот, ты не представляешь, что я тебе расскажу! У тебя крышу снесёт! Обещаю!

Я одарил его широкой улыбкой, но Чарли моя речь не впечатлила.

– Ты о чём? У меня ужасные оценки по физике. Я её терпеть не могу. – Он открыл дверь и вошёл в дом. – Уйди, ладно? Я тебя даже не знаю . Мама скоро вернётся, и она точно тебе не обрадуется.