Инна Шаргородская - Бездорожье

– Если ты права… – повторил Юргенс и невесело усмехнулся, – то нам – за реку.

– Почему?

– Потому что переправиться невозможно. В любую другую сторону – пожалуйста, а в эту – никак. Лодка нужна, которую нам, следуя твоей логике, не дадут. Нету, скажут. А раз никак, то, видимо, туда нам и надо!

– В реке еще и чудища водятся вместо рыбы, – вспомнила Катти. – Ох…

Юргенс порывисто поднялся на ноги, подошел к окну, за которым уже вставал серенький рассвет – ночь оказалась на удивление короткой, – уставился куда-то вдаль невидящим взглядом.

– Черт, что ж делать-то? – пробормотал. – Что придумать?

Пиви вздохнула.

– Что тут придумаешь? Метел нет, искалки нет… остается только ждать, пока Дуду не объявится. Как назло, пропал куда-то, зануда!

– А кто у нас Дуду? – удивился Юргенс.

Он повернулся к ней, и Пиви прикусила губу.

Проговорилась… теперь уж не отвертишься, сочувственно подумала Катти.

Нежелание подруги рассказывать о своем невидимом спутнике именно Юргенсу было вполне понятным – кому охота признаваться в былой глупости и не слишком красивых поступках человеку, чьим добрым мнением, возможно, по-настоящему дорожишь?…

Но придется. Да и в любом случае пришлось бы, раз уж на этого самого спутника вся надежда…

Пиви все же помешкала немного. Потом, с таким лицом, словно только что подожгла за собой последний мост, холодно отчеканила:

– Неприкаянный дух моего покойного мужа.

Юргенс вытаращил глаза.

– Ничего се…

– Который обычно всегда рядом, – не дала ему договорить Пиви. – Днем и ночью. Если только делом не занят.

Вид у Юргенса стал несколько обескураженным.

– Днем и ночью? – переспросил он. – А каким делом?…

– Сбором информации, – еще холоднее ответила Пиви.

– А…

Он тоже помолчал немного, что-то соображая. Потом вдруг просветлел.

– Ага. Так ты из-за него…

– Да, – процедила она сквозь зубы.

– Отлично, – невесть чему обрадовался он. – И сейчас отсутствует, говоришь?

– Явится!

Тон у Пиви сделался совсем ледяным, и Катти решила, что пора вмешаться.

С этой парочкой, кажется, все было ясно. А вот с Дуду…

– Ты уверена, что он прошел сюда с нами? – спросила она.

– Конечно! На что-то жаловался, когда я на метлу села, потом отстал. И молчит пока.

– Ну, значит, точно информацию собирает, – успокоилась Катти. – Надежда есть… подождем!

Тут, словно ставя точку в разговоре, открылась дверь, и вошла улыбающаяся госпожа Никкола.

– Ваши спальни готовы! – сообщила.

– Благодарим, – Юргенс развернулся к ней. – Вот только спать нам, милая хозяйка, пока не хочется. Правда, девушки?…

Пиви с Катти дружно кивнули. В этаком-то подозрительном месте улечься в кровать и оказаться в самом беззащитном положении… да ни за что на свете!

– Отдохнули уже, спасибо вам, – непринужденным светским тоном продолжил Юргенс, – да и ночь прошла! Как я понимаю, день здесь тоже короток?… Мы на самом деле могли бы покинуть вас, пока и он не прошел… но глупо было бы не спросить сперва совета у человека, мало-мальски знающего эти края. Если наше общество вас еще не утомило, госпожа Никкола, может быть, расскажете нам о здешних… достопримечательностях?

Ее сиятельство такому предложению оказалась только рада…

К рассказу, однако, она приступить не поспешила, а снова дернула за шнурок колокольчика.

Мгновенно забегали туда-сюда вспомнившие свои обязанности слуги, и ужин плавно перетек в завтрак. А к нему не замедлило явиться еще одно «сиятельство» – сосед госпожи Никколы, которого звали Литиус и который, после ночного гонца, горел желанием поскорее увидеть ее «найденышей» и услышать «наверняка захватывающую» повесть об их приключениях.

Господин Литиус был так же молод и хорош собой, как госпожа Никкола, но хотя бы выглядел, без сомненья, мужчиной. И с расспросами он приставал исключительно к Юргенсу, считая его, видимо, как представителя сильного пола, главным в их маленькой компании. Каковая состояла, разумеется, из «отчаянных» – таких, как он и госпожа Никкола, – которым жизнь без риска и опасности не мила… В этом господин Литиус казался вполне уверенным, и потому, зачем они явились в этот мир, он не спрашивал.

Юргенс разубеждать его не стал, напротив, воспользовался предложенным объяснением. От расспросов отмахнулся, сказав, что они едва успели сделать первые шаги по сей экстремальной территории и ничего достойного внимания с ними пока еще не случилось. Паук-птицеед, которого он видел, – тьфу, в сравнении с некоторыми членистоногими родного мира… Потом он поинтересовался «достоинствами» в этом плане здешней реки, и тут уж отмахнулся господин Литиус, сделав таинственное лицо и сообщив только, что знать о них заранее – значит испортить все впечатление.

На чем они перемещаются по ней, спросил Юргенс, и его сиятельство ответил, что на плотах.

Тут разговор сам собой свернул на технические подробности. И когда, тоже само собой и достаточно быстро, выяснилось, что этот «найденыш» госпожи Никколы – механик со стажем, та встрепенулась и спросила, не слишком ли его затруднит осмотреть систему водоснабжения в ее усадьбе. Что-то, мол, там заело, отчего вода в последнее время плохо поступает.

Ничуть не затруднит, оживился и Юргенс, он готов это сделать хоть сейчас, и госпожа Никкола обратилась к господину Литиусу с просьбой проводить гостя к системе после завтрака. Сама же она тем временем прогуляется по парку с дамами, которым трубы и насосы не интересны…

– Отчего же? – попыталась возразить Катти, поскольку выпускать из виду кого-то из друзей не хотелось.

– Сама терпеть их не могу, – призналась госпожа Никкола. – Так неэстетично и… скучно!

После всей любезности хозяйки дома настаивать на своем и заставлять ее смотреть на неэстетичные трубы казалось верхом невежливости. Поэтому пришлось согласиться на прогулку, тем более что нужно было как-то скоротать время в ожидании Дуду, без которого они теперь попросту не знали, что делать…

Впрочем, парк, окружавший особняк госпожи Никколы, оказался недурен.

Возможно, был бы даже вовсе хорош, когда бы не все та же особая, трудно определимая словами безжизненность, которой здесь отличалось все, до последней травинки. Казалось, ткни пальцем в любое дерево – и оно повалится, потому что представляет собой искусную поделку из картона и ткани, не имеющую корней… Пиви даже не удержалась разок, потрогала одно, до которого могла дотянуться, не наступив на газон, но на ощупь оно было вроде бы настоящим. С шершавой, растрескавшейся корой.

Втроем они неторопливо миновали множество зеленых лужаек, замысловатых рощиц, цветочных шпалер, беседок, мраморных статуй и вышли к большой оранжерее – все под непринужденное щебетание госпожи Никколы, которая вспоминала теперь свое веселое детство в родовом гнезде и первые волнующие путешествия по его необъятному чердаку и подвалам.