Сергей Синякин - Ветеран Армагеддона [сборник]

В штабе батьки Лукаша не спали.

Так уж ведется на Руси — если начальство не спит, то вместе с ним мается и все его окружение. Сегодня батька Лукаш занимался серьезным вопросом. Это только кажется, что атаманы бездельничают, пьют и на глазах у подчиненных тискают многочисленных любовниц. Все это, конечно, было — и пьянки, и любовницы. Как без них? В конце концов, русские мы люди или оглоеды пришлые? Но ведь иногда приходится и на горло собственной песне наступить. Если уделять все время питию и веселию, то как будет жить народ на подчиненной тебе территории? А Егланский район Царицынской губернии — это вам не Бельгия какая, в Егланском районе таких Бельгий штуки три уместится, да еще место, скажем, для Лихтенштейна останется или Сан-Марино. Поэтому батька не спал, а занимался законотворчеством. У народа должны быть правила, по которым ему жить. Как говорится, на то и щука, чтобы карась-обыватель в реке не дремал!

Помогал ему в этом трудном занятии бывший семинарист, а ныне теоретик синдикального анархизма Федор Нагайкин. Если батька был широкоплеч, высок и с бритою головой, то Нагайкин являлся его полной противоположностью. Растительности на голове у него было столько, что эта голова напоминала стог прошлогоднего сена, а широкие пшеничные усы под породистым казацким с горбинкой носом лишь усиливали сходство. В голубых глазах Федора Нагайкина плескалось вечное удивление, словно однажды его по пьяному делу неожиданно ударили сковородой — боль давно прошла, а удивление осталось.

Сейчас Федор Нагайкин сидел за столом. Перед ним лежала черная засаленная тетрадь, в которую Нагайкин регулярно заносил батькины соображения о мире, мироустройстве и природных законах, которым этот мир подчинялся.

— Параграф второй, — сказал батька, задумчиво почесывая спину рукоятью плети. — Записал? Так… Категорически запрещается добавлять в свежеизготовленный напиток табак, куриный помет… Записал? И иную хренотень, действующую на голову нормального казака и вредящую его здоровью. Записал?

— Записал, — не отрываясь от тетради, сообщил Нагайкин. — Не круто ли, батя? На хуторах испокон веков в самогон махру или помет добавляли. Махру для крепости, а куриный помет — для очистки. Взбунтует народ!

— Я ему взбунтую! — пообещал батька Лукаш.

— Батька, а как правильно написать? — поднял голову помощник. — «Хренотень» или «хринотень»?

— Двоечник, — проворчал батька. — Проверочное слово «хрень». Поехали дальше. Тут нам надо еще вставить параграф о государственном запасе. Находиться он будет в избе Поладьева, всякий, кто занимается промышленным катализом напитка, пятую часть должен сдать в госфонд.

— Да что там — двадцатую часть! — снова оторвался от тетради Нагайкин. — Четверть!

— Слаб ты у меня головенкой! — вздохнул батька. — Зачем же нам трудовое крестьянство грабить? Хватит и пятой части. Народ, он ведь когда не бунтует? Он тогда не бунтует, когда к нему бережно относятся, не грабят подчистую. Ты с ним по справедливости поступай. Есть, скажем, у мужика пара справных сапог, так ты один сапог забери, а второй — ни-ни, второй ему оставь, да подожди, когда он сам его выбросит. Вроде тем самым ты и социальную справедливость соблюл, и сапоги поимел. Такая, понимаешь, тонкая вещь — политика!

Закончив с указом о самогоноварении, батька подошел к окну и долго в него смотрел.

— До брезгу засиделись, — сказал он. — Теперь еще надо закон о бабах принять. Чтобы, значит, не отказывали бойцам нашей повстанческой армии.

С этим законом справились довольно быстро, некоторые споры вызвало только положение, в котором женщина должна встречать бойца повстанческой армии. Нагайкин высказывался за разнообразие, но батька был поклонником классического направления в сексе. А кто с батькой спорить будет? Тут ведь главное не поза, главное — добровольность.

Подписав указы, батька подобрел и кликнул хозяйку хаты.

Хозяйка была заспанной, но на стол накрыла сноровисто и быстро.

Были на столе помидорчики соленые, огурчики малосольные, вареные яйца, заботливо очищенные от скорлупы, колбаса украинская домашняя с перчиком, сало прожилочное на пять слоев, паштеты, дымящиеся чинютки, маринованный сладкий перец, шпигованный морковью и чесноком, крупно порезанный лук и домашний пышный хлеб, нарезанный огромными ломтями. Натюрморт достойно увенчивала четверть с прозрачным, как слеза, самогоном.

— Вот оно, — довольно сказал батька Лукаш. — Пока коммуняки суетятся да народу рай на земле обещают, мы давно к изобилию пришли. Потому как к земле ближе. С народом на одном поле стоим.

И поступил как истинный атаман — сам сел за стол и начальнику штаба место подле себя указал. Себе плеснул щедро, а начальнику штаба не в пример щедрее отмерил. Такой уж был он командир, всегда впереди, на лихом коне, и про бойцов никогда не забывал.

Причаститься, однако, не успели.

— Батька! — в избу ворвался адъютант Иван Белов, с одного из близлежащих к Калачу хуторов, возвышенный Лукашем за отчаянность и простодушную открытость. — Разведка приехала! Говорят, у Заканальной эшелон с отдыхающими стоит. На юг, заразы, намылились!

Батька прищурился.

Прищур этот его говорил о многом. Далеко смотрел батька Лукаш, многое видел.

— Два экипажа с полной выкладкой к Тингуте, — сказал он. — «Ауди» не трогать. Еще пригодятся. Ванька, слышал, что я сказал?

— Слышу, атаман, — с ленцой близкого к начальству человека отозвался Белов.

Со двора вошла румяная и возбужденная хозяйка.

— Гриша, — ластясь к атаману, сказала она. — Пускай там твои хлопцы пошукают малость. Раз на юг едут — косметика должна быть. И чирики [33] Казачье название обуви. приличные пусть посмотрят, размер мой ты знаешь.

Женщине как откажешь?

Вот и пришлось атаману пуститься в совсем незапланированную поездку. А как же! Командир всегда впереди, даже если он едет на «жигулях». Что и говорить, на «жигулях» оно, конечно, быстрее, но преследовать поезд все-таки лучше на лошадях. Они лучше приспособлены к тому, чтобы пуститься вскачь по колдобинам и буеракам вслед чадящему и окутанному белыми клубами паровозу, тянущему за собой полтора десятка вагонов.

Но батька Лукаш не зря считался талантливым степным стратегом — две машины по степной пыльной дороге обогнали медленно ползущий состава и на станции Тингута встали боевым заслоном — два гранатомета и полдюжины «Калашниковых» любому могли внушить уважение. Подобным образом батька начал укомплектовывать экипажи машин сразу — у него был опыт чеченской кампании, а там ликанаци [34] Лица кавказской национальности — обиходное название всех выходцев с Кавказа в конце XX века. так и действовали — в машине находились гранатометчик и два автоматчика, да еще водитель, вооруженный все тем же автоматом. Что и говорить, группа получалась мощная. А хороший опыт, пусть даже бывшего врага, почему не перенять?