Сергей Синякин - Ветеран Армагеддона [сборник]

Он опять улыбнулся прежней открытой улыбкой.

— Встретимся на космодроме, Володя. Там обговорим все детали. Хорошо?

— Хорошо, — не совсем уверенно сказал Макаров.

Спорить с Гагариным не хотелось. Макаров очень хотел найти веские доводы против предложения генерала, но не находил их. Наверное — от растерянности.

И быть может — Макаров чувствовал его правоту.

Во дворе было темно, казалось, что находишься в огромном колодце. Где-то наверху, в лениво колышущихся небесах плескались бледные звезды. До утра еще было далеко, а в пятой квартире уже встали или еще не ложились — горела керосиновая лампа, звенели стаканы, и время от времени взрыкивала гармонь, под которую истошный голос начинал одну и ту же частушку:

В подъезде пахло кошками и анашой. Свет не горел, и передвигаться приходилось на ощупь. Хорошо еще, подниматься пришлось всего на третий этаж. Дверь была заперта, никто ее, как ни странно, за время отсутствия Скрябина не тронул, поэтому ключ легко вошел в замок. В прихожей Александр Александрович сразу зажег свечу. Было у него такое стеариновое чудище — толщиной в руку. Свеча разгорелась и осветила комнату, стеллажи с книгами, в углу экраном загадочно блеснул неработающий телевизор. Скрябин был дома.

Воды в кране, разумеется, еще не было.

Скрябин нашел в ванной канистру, ополоснулся застоявшейся и потому пахнущей пылью водой, вытерся висевшим на крючке полотенцем и вернулся в комнату.

Он-то думал, что его в комнате ждет засада, что ему руки будут ломать, едва он войдет в дом. Оказалось, никто его не ищет. Похоже, что в Царицыне, несмотря на военное положение, объявленное по случаю войны с Егланью, царили все те же бардак и неразбериха.

Холодильник не работал. Да и пуст он был — хоть свои шары катай.

Скрябин прилег, поставив свечу в бокале рядом с постелью.

Спать не хотелось.

Все случившееся с ним в последние недели казалось похожим на сон. Впрочем, не была ли бредом и окружающая его действительность? Вдруг показалось, что он живет в чьей-то странной книге, которая неизвестно чем началась и неизвестно чем закончится.

уныло затянули в пятой квартире.

Скрябин подошел к окну.

В омуте двора, светя фарами, стояла невидимая машина, от нее к соседнему подъезду двигались пляшущие, подпрыгивающие огоньки. Некоторое время Александр Александрович зачарованно смотрел на огоньки, потом понял — работники комитета губернской безопасности кого-то арестовывать приехали. Во все времена, как правило, аресты производились глубокой ночью. Некоторые исследователи из этого целую теорию вывели: мол, потому ночью аресты идут, что голого и разнежившегося человека за жабры легче взять. Может, и так, но основная причина значительно проще. Аресты в ночное время идут, потому что после двенадцати все люди дома ночуют и их застать легче. А уж если арестованный расколется и запоет, то его возможных подельников органы вообще неподготовленными берут, опять же, возможные бумаги и ценности на месте, если подельники еще не догадываются, что их накололи.

Фонарики появились из подъезда, и между ними смутно белела чья-то рубаха.

«Вот и за мной когда-нибудь так придут, — кольнула Скрябина неожиданная мысль. — Это раньше меня забирать не за что было, и то примерялись. А теперь уж полный букет повяжут: сепаратист, член преступной группировки, геноцид мирного населения пришьют, а то и мародерство — кому объяснишь, что книги в селах не по собственной инициативе собирал?»

Он вернулся на диван, лег на постель, прикрылся пледом и попытался заснуть.

Но поспать так и не пришлось. Он уже медленно погружался в предшествующую сну сладкую дрему, когда в дверь осторожно постучали.

Скрябин мог смело сказать, что стучали не представители власти. Тем таиться не от кого, они стучат иначе — громко, властно, в полный кулак.

Он осторожно подошел к двери и прислушался.

За дверью напряженно дышали.

— Кто? — негромко спросил Скрябин.

Соседи у него были приличные, но всякое могло случиться за время его отсутствия, вот он и осторожничал.

— Кто? — уже нетерпеливо повторил он.

— Я, — сказали из-за двери. — Откройте, Александр Александрович, это я — Каршон.

Скрябин удивился, но дверь приоткрыл.

В полутьме подъезда напряженно и виновато улыбался председатель комлита.

— Пустите? — поинтересовался он. — Не испугаетесь врага режима приютить?

Скрябин открыл дверь шире.

— Входите, чего там, — сказал он. — Это вы должны бояться — все-таки к сепаратисту и участнику незаконных вооруженных формирований в гости проситесь.

Каршон прошел в комнату, устало опустился в кресло. Свеча выхватывала из полутьмы комнаты часть его лица. Подглазники у Каршона были — в пол-лица.

— Самогончику? — светски спросил Скрябин.

Была у него небольшая заначка на антресоли. В одиночку пить не хотелось, а в компании — в самый раз.

— Чайку бы, — вздохнул Каршон.

Конфорка газовой плиты едва засветилась голубовато. Кипятить чай на таком огне — до следующего вечера будешь чая дожидаться. Но у Скрябина имелась небольшая самоделка — паяльная лампа с приваренным к нему чугунком. И керосина канистра на балконе стояла.

Глотнув горячего свежего чая, слегка отдающего керосином, он спросил:

— И как же вы во враги народа попали, Иммануил Саулович?

— А вы где пропадали? — вопросом на вопрос отозвался гость.

— За солью ходил! — хмыкнул Скрябин.

в очередной раз грянули в пятой квартире.

— Попали в облаву, — сухо продолжил Скрябин. — Ну дальше как в песенке. Угодили однажды в лапы к атаману Лукашу, был такой в Еглани, тот нас и мобилизовал.

— Кого это — вас? — поинтересовался Каршон.

— Меня и соседа моего Ойкуменова, с которым за солью ходили. А потом войска КГБ подтянулись, батька что, он птица вольная, в степи подался, а я в город вернулся. Вот и вся одиссея, Иммануил Саулович. А с вами что стряслось?

— Пока ты в егланских степях бандитствовал, — сказал Каршон, — у нас тут ба-альшие изменения произошли. Любимцы с любителями окончательно расплевались, тут к власти и пришли эти, как они себя называют — иные. И знаете, Александр Александрович, ведь и в самом деле оказались иные. Прежние пытались власти видимость законности придать, а эти по чисто конкретным понятиям действуют. Правда, хватило у них ума от прежних институтов не избавляться. Армию сохранили, органы безопасности. Милицию, правда, разогнали, так ведь она и раньше себя особо не проявляла.