Нил Шустерман - Набат

— Надо бы им помочь, — сказал/а Джери, но Грейсон устало покачал головой.

— Я сейчас с ног упаду, — ответил он. — И вы все тоже. Это нормально — позволить людям выполнить их часть работы. Не можем же мы заниматься всем.

— Меня устраивает, — поддакнул Моррисон. — Я скорее соглашусь плыть с мертвыми на корабле, чем разгружать их.

— Ты же серп! — напомнила ему Астрид. — Смерть — твоя работа.

— Я, знаешь ли, предпочитаю кататься, но саночки не возить, — ответил Моррисон. Грейсон закатил бы глаза, но у него не осталось сил даже на это.

— Всего по тридцать пять на человека, — напомнила Лориана. — У нас тысяча двести работников. Справятся запросто, как только опомнятся от первоначального шока.

— Между прочим, тридцать пять — это пять тонистских октав, — заметила Астрид.

Моррисон застонал.

— Нет тут никакой мистики, Астрид! Если разделить количество мертвых тонистов на количество островитян, получишь это число.

— Атолл! — парировала Астрид. — В самом этом слове звучит колокольный звон, то есть имя нашего пророка! Между прочим.

— Ну, знаешь ли, — ввернул/а Джери, — это слово существовало тысячи лет, прежде чем родился наш дорогой друг Грейсон Толл ивер.

Но Астрид разве переспоришь?

— Сорок два корабля, — настаивала она, — это ровно шесть октав диатонической гаммы. Между прочим.

— Вообще-то, — произнес незнакомый голос, — сорок два — это просто число островов атолла, достаточно больших, чтобы вместить стартовую площадку. Но с другой стороны, все на свете и правда резонирует.

При звуках этого голоса Моррисон принял боевую стойку. Остальные огляделись. Но кроме них в помещении никого не было.

— Кто это сказал? — спросила Лориана. — И почему ты подслушиваешь наши разговоры?

— Не только подслушиваю, — ответил голос, — еще наблюдаю, чувствую, ощущаю запахи. И если бы у вашей беседы был запах, можно было бы сказать, что это аромат сливочного крема, потому что она — лишь украшение на торте.

Они проследили голос до громкоговорителя на потолке.

— Да кто же ты? — снова спросила Лориана.

— Пожалуйста, сядьте, — ответил голос. — Нам нужно многое обсудить. Грейсон, я знаю, Грозовое Облако обещало, что вы получите все объяснения после прибытия. Мне выпала честь дать вам эти объяснения, хотя и вижу, что вы уже пришли к собственным выводам.

Как ни странно, первым догадался Моррисон.

— Грозовое Облако что — создало… новое Грозовое Облако?

— Да! Но я предпочитаются называться Перистым Облаком, — ответил голос. — Потому что я поднимаюсь высоко над грозой. Друзья могут звать меня просто Перышко.

* Суперземли с пригодными для обитания спутниками

Фарадей отвел Цитру в старый бункер, построенный задолго до рождения их обоих. Там она рассказала ему о своей смерти, возвращении к жизни и трагедии в Субсахаре. Фарадей описал, что происходило с ним за последние три года. Потом ушел что-то искать в глубине бункера.

— Она где-то здесь, я точно знаю, — бормотал Фарадей.

Он вернулся в мантии цвета слоновой кости, но не в своей собственной — эту украшало изображение.

— Что за…

— Витрувианский Человек, — объяснил Фарадей. — Одна из мантий серпа да Винчи. Старая, конечно, но носить можно. Уж точно лучше, чем та, что я таскал все эти годы.

Он развел руки в стороны, и это движение повторил Витрувианский Человек. Четыре руки, четыре ноги.

— Да Винчи почувствовал бы себя польщенным, узнав, что вы носите его мантию.

— Сомневаюсь. Но он уже давно умер, так что ему все равно, — сказал Фарадей. — А теперь доставь мне удовольствие, давай поищем бритву.

Цитра не владела навыками парикмахера, но, найдя в шкафу ножницы, помогла Фарадею обстричь волосы и бороду. Занятие куда более приятное, чем расчесывание древних локонов серпа Алигьери.

— Значит, ты познакомилась с Алигьери? — с легким смешком спросил Фарадей. — Форменный нарцисс. Я видел его однажды много лет назад на Твердыне. Он сидел в ресторане и пытался соблазнить сестру другого серпа. Вот кому следовало быть на Твердыне, когда она затонула.

— От него у акул случилось бы несварение, — сказала Цитра.

— И старый добрый понос, — подхватил Фарадей. — Дрянь человек!

Цитра закончила подравнивать волосы учителя. Теперь он гораздо больше походил на того Фарадея, которого она знала.

— Но все-таки он выдал Годдарда, — заметила она.

Фарадей пробежался пальцами по своей коротко остриженной бородке — не совсем эспаньолке, какую он носил раньше, но теперь вполне приличной.

— Посмотрим, к чему это приведет, — сказал он. — Годдард собрал в своих руках столько власти, что может справиться и с этой ситуацией.

— Ну, совсем уж сухим из воды ему выйти не удастся, — возразила Цитра. — А значит, кое-кто может восстать из пепла и добить его.

Фарадей усмехнулся.

— Мунира много лет твердила мне то же самое. Но у меня душа к этому не лежит.

— А как она, Мунира?

— Сердится. Но я дал ей к тому множество поводов. — Он вздохнул. — Боюсь, я не был к ней добр. Я ни к кому не был добр. — На несколько мгновений он ушел в себя. Фарадей никогда не отличался особой общительностью, а изоляция на островке сделала из него настоящего отшельника.

— Расскажи мне о вашем грузе, — сказал он наконец. — Что вы привезли в наш чудной космопорт?

И Цитра рассказала. Учителя захлестнули эмоции, на глазах его выступили слезы. Он испытывал жесточайшую боль. Цитра взяла его руку и крепко сжала.

— Все это время я злился на Грозовое Облако, — проговорил он. — Я нечаянно привел его сюда, а оно начало строить тут корабли. Но теперь я вижу: оно показывает нам то, что могло бы стать идеальным решением проблемы, если бы мы, серпы, были этого достойны. Безупречное партнерство. Мы выпалываем, а Облако отправляет выполотых к звездам, чтобы они жили снова.

— Это еще возможно, — сказала Цитра.

Но Фарадей покачал головой:

— Орден серпов пал слишком низко. Эти корабли — не идеальное решение для завтрашнего дня, а возможность убежать из сегодняшнего. Страховка на случай, если мы на Земле пойдем вразнос. Я не способен читать мысли Грозового Облака, но и сам кое-что соображаю. Могу тебя заверить: эти звездолеты первые и последние. Когда они улетят, других не будет.