Нил Шустерман - Набат

— Там все идет своим чередом, — сказал Фарадей. — А теперь мы можем вернуться к своим делам здесь, на Земле.

— Да, — согласилась его спутница. — Но что это за дела?

Сложный вопрос. Фарадей знал, что он мог бы выйти из убежища и бросить вызов новому порядку. Возможно, ему даже удалось бы справиться с царящей в данный момент неразберихой и вернуть Ордену серпов подобие приличий и цельности. Но зачем? Противостояние-то останется. Рано или поздно появится новый «новый порядок» и попытается разрушить все их идеалы. Пришло время иных путей.

Фарадей и Мунира смотрели на панель перед ними, где, охраняемый двойным замком, торчал рубильник в форме двузубой вилки. Подпись под ним состояла всего из одного слова: «Пуск». Как и сам передатчик, рубильник походил на камертон. Фарадей не мог не рассмеяться. Какая насмешка! Привет от серпов-основателей, переживших глубокое разочарование.

— Мы по-прежнему не знаем, как он действует, — заметила Мунира.

— Да как бы он ни действовал, — ответил Фарадей, — это будет неидеальное решение. Так что давай примем неидеальное как должное. — Он снова протянул ей кольцо серпа. — Знаю, ты он него отказалась. Но мне нужно, чтобы ты стала серпом Вирсавией на один раз. И больше никогда. А потом можешь вернуться в Александрийскую библиотеку, и я сделаю все возможное, чтобы к тебе там относились с тем уважением, которого ты заслуживаешь.

— Нет, — возразила Мунира. — Это я сделаю все возможное.

Она взяла кольцо и надела его на палец. Затем серпы Фарадей и Вирсавия сжали кулаки, вставили кольца в плашку и перевели рубильник.

На поверхности бушевал огонь, возникший после взрыва первого корабля. Здания, деревья, все, что могло гореть, погрузилось в кромешный ад, словно атолл вновь превратился в кратер ожившего вулкана.

А затем на плато сдвинулся тяжелый люк, который не открывался сотни лет, и посреди языков пламени выросли два зубца гигантского передатчика. Зафиксировав свое положение, он отправил в мир некое послание. Оно не предназначалось для человеческих ушей, его невозможно было услышать или почувствовать. И все же оно было невероятно мощным. Проникающим сквозь все препятствия.

Сигнал длился долю секунды. Единичный резкий всплеск гамма-излучения. Но не целая гамма, а лишь одна нота. Ля-бемоль или соль-диез — тут можно спорить.

В бункере Фарадей и Мунира почувствовали вибрацию, но она исходила не от передатчика.

Она исходила от их рук.

Фарадей взглянул на свое кольцо и увидел, что по бриллианту побежали тонкие как волос трещинки, словно на поверхности скованного льдом пруда. Он понял, что происходит, за секунду за того, как это случилось.

— Отвернись!

Словно «до» верхней октавы, от которой лопается тонкий хрусталь, гамма-излучение распылило бриллианты, и когда Фарадей и Мунира посмотрели на кольца, камни из них исчезли. Остались лишь пустые оправы, а по пальцам потекла вязкая темная жидкость, слабо пахнущая металлом.

— И что теперь? — спросила Мунира.

— А теперь, — ответил Фарадей. — Ждем и наблюдаем.

Серп Сидни Поссуэло был у Верховного Клинка, когда у обоих взорвались кольца. Потрясенный, он взглянул на руку, потом поднял глаза на Тарсилу и обнаружил, что половина ее лица обвисла. И не только лицо, но и половина тела, словно мозг Тарсилы пережил массивное кровоизлияние, с которым не смогли справиться даже наниты. «Может, попал кусочек бриллианта?» — подумал Поссуэло. Может, кольцо взорвалось с такой силой, что фрагмент камня врезался в мозг. Но входной раны не было видно. Верховный Клинок испустила последний дрожащий вздох. Как странно… Какое злополучное стечение обстоятельств… Без сомнений, скоро прилетит амбу-дрон и отвезет Тарсилу в центр оживления.

Но амбу-дрон так и не появился.

В Фулькруме разлетелось вдребезги стеклянное шале, венчавшее башню серпов, — это взорвались сотни тысяч хранящихся в нем камней. Осколки стекла и бриллиантов просыпались дождем на улицы внизу, а темная жидкость, заключенная в камнях серпов, испарилась под дуновением ветра.

Там, где находился Эзра ван Оттерлоо, никаких колец серпов поблизости не было. И все-таки через несколько часов после того, как взорвались бриллианты, его рука окоченела настолько, что он выронил кисточку. Окоченение обернулось болью в руке и плече, потом возникла тяжесть в спине, перешла на грудь, и ему стало трудно дышать.

Внезапно он очутился на полу. Он даже не помнил момента падения — все было так, будто сама земля поднялась, схватила его и бросила вниз. Боль в груди росла, все вокруг потемнело, и в момент озарения он понял: пришел его последний час. И что-то подсказывало, что к жизни он уже не вернется.

Он не сделал ничего, чтобы заслужить такое, но ведь это неважно, верно? Воображаемая рука, стиснувшая его сердце, не поддается вразумлению. Она не различает добра и зла. Она беспристрастна и неотвратима.

Ему не удалось стать таким художником, каким мечталось. Но, может быть, в мире остались другие художники, которые переживут эту боль в сердце, что бы она ни значила. Возможно, они найдут в себе страстность, которой лишен он, и создадут картины, способные вызвать у людей слезы, — такие же шедевры, как великие произведения искусства, созданные в смертные времена.

Он ухватился за эту надежду, и она помогла ему достойно встретить конец.

«Восстаньте! — возгласил Набат посреди страшного Грома. — Вознеситесь и покиньте это место навсегда, ибо нашел я для вас страну в вышине». И Набат ступил в кольцо огня, и погрузив руки свои в серное пламя, вознес нас в лоно небесное, где мы спали, покуда Тон не призвал нас родиться заново и вечно помнить, что Набат остался в Месте Покинутом, чтобы нести надежду и интонировать песни исцеления старому израненному миру. Возрадуемся же!

Вознесение на Серном Пламени — это еще одно из наших глубинных верований. Ученые, ломающие копья по многим поводам, не оспаривают, однако, истины Вознесения, выдвигая лишь различные ее интерпретации. Наилучший подход в данном случае — проследить истоки предания в ранних рассказах. Мы можем с уверенностью сказать, что выражение «кольцо огня» относится к колесам Возничего. Возничий, похитив солнце в Месте Покинутом, перенес его на Арию и таким образом оставил старый мир во мраке. И по сей день мы верим, что дух Набата окормляет свою паству на бессолнечной земле и поет ей, ибо люди там нуждаются в нем гораздо больше нас.

Симфоний слишком полагается на устную традицию. Серное Вознесение может означать великое множество событий. Взять, к примеру, извержение вулкана, выгнавшее наших подземных предков на поверхность — тогда они впервые увидели звезды. А уж думать, будто Возничий похитил солнце, и вовсе абсурд. Фактически, наши великие мудрецы теперь считают, что возничий был не один, их было много, и они пронесли солнце сквозь бесчисленные небеса. Или, напротив, не существовало вообще никаких возничих. Но какова бы ни была истина, я знаю, что однажды она будет познана, и тогда мы действительно возрадуемся.