Теодор Старджон - Брак с Медузой [сборник litres]

Затем послышался звук. Не просто звук: низкое угрожающее сотрясение воздуха, что, как казалось поначалу, шло со всех сторон сразу и даже из-под земли. Звук становился все громче, и Пол понял, что он доносится слева, а затем – что идет из-за угла. То, что издавало этот звук, медленно ползло по соседней улице вверх, к перекрестку.

Пол Сандерс терпеливо ждал.

Генри беззвучно вынырнул из своего беззвучного кошмара. Тихо соскользнул с кровати и вышел из детской. Прошел мимо комнаты родителей: они не спали, но он не сказал им ни слова, и они, если и заметили его, не подали голоса. Генри спустился по лестнице и вышел в теплую ночь. Рысцой направился в центр города: пробежал три квартала к югу, один к западу, затем два снова к югу. Неизвестно, заметил ли он, что, хотя светофоры все еще работали, их сигналам не подчинялся уже никто – в том числе и он сам. Автомобили ехали, а пешеходы шли, как хотели, но никто никого не сшибал, не сталкивался, не врезался в фонарные столбы; этой ночью жители города со сверхъестественной легкостью избегали аварий.

Уже некоторое время до Генри доносилось низкое, почти на пределе слышимости, гудение. Звук быстро приближался: Генри бежал ему навстречу. Добравшись до перекрестка, он увидел и источник звука: тот двигался по этой же улице, однако находился на другой стороне, перед кинотеатром. Тяжелая машина, похожая на танк, с длинной журавлиной шеей и головой, увенчанной четырьмя рогами, а на рогах что-то вроде квадратных мегафонов или динамиков: они-то и испускали звук. «Шея» раскачивалась туда-сюда, волнообразными движениями, динамики на ней поворачивались, и звук менял направление, отчего низкое гудение окрашивалось медленной тревожной дрожью.

Генри бросился бежать через улицу. Прямо под вывеской кинотеатра вылетел машине наперерез. Не замедляя шага, Генри развернулся и прыгнул на гусеницу «танка», в узкое пространство между ходовым винтом и валиком. Брызнула кровь, мгновенно размазавшись по гусенице; другая гусеница продолжала двигаться, как раньше, «танк» занесло, он покосился и наткнулся на бортик тротуара.

В то самое мгновение, когда мальчик прыгнул на машину, еще прежде, чем голову и ручонки его затянуло под валик, Пол Сандерс, наклонившись вперед и вниз, изо всех сил налег на свою пику. Удар, в который Пол вложил всю свою силу, вместе с весом его тела, придал тяжелой цепи мощное ускорение. Рымболт со скрежетом вылетел из стены, под весом цепи и мускулистого тела Пола вывеска сорвалась и рухнула на «танк». Смешалось все: обломки кирпичей, жестяные листы, неоновые буквы. Машина взревела, задрожала всем корпусом; гусеницы с ревом и визгом скребли по мостовой. Но освободиться ей не удалось: длинная шея с головой, увенчанной четырьмя рогами, согнулась вдвое, голова ударилась о мостовую, низкий гул затих, и машина осталась недвижима.

К месту ее крушения немедленно бросились четверо. Двое везли тележку с кислородно-ацетиленовой горелкой. Третий, вооруженный рулеткой, микрометром и мерным кольцом, немедленно начал производить измерения. Первые двое включили горелку и взялись за работу, определяя, какую часть машины лучше отделить для изучения. Четвертый, с рашпилями и ручным зубилом, принялся исследовать ее на прочность.

А люди все шли и ехали мимо по своим делам, сосредоточенно, в неестественном молчании. На месте крушения не собралась толпа. Зачем? Все и так знали.

Все население деревни – Мбала и Нуйю во главе процессии, за ними старый колдун – было уже в двухстах ярдах от ямсовой делянки Мбалы, когда эта штука снова спустилась с небес. Стоял белый день, так что призрачного лунного сияния на сей раз не случилось; однако парящий в воздухе серебряный шар и свисающий из-под него на невидимых креплениях проектор вызвали у деревенских жителей дружный вопль изумления и страха. Мбала остановился, упал наземь и громко призвал имя своего отца, и прочие последовали его примеру.

Сфера стремительно опустилась на ямсовое поле – судя по фотографии, сделанной вчерашним добытчиком селена, идеальное место, откуда проектор сможет испускать гипнотизирующие волны.

Сфера поставила на землю свою ношу и мгновенно, стремительно, словно волейбольный мяч, пущенный опытной рукой, снова взвилась в небеса. Проектор повел рогатой головой и завел свою басовитую песнь: звуки его эхом отразились от обломков расщепленной скалы, окружающих делянку с четырех сторон, докатились до туземцев и мгновенно, словно заткнув им рты, прекратили их крики и мольбы.

Все замерли – но лишь на пару секунд; а затем половина воинов повернулась, как один человек, и устремилась в джунгли. Вторая половина, а также женщины и дети, всего более четырехсот человек, вскочили и вместе бросились вверх по склону к ямсовому полю. Никто не произнес ни слова, не издал ни звука; когда все протиснулись сквозь узкий проход меж каменных глыб, половина людей бросилась вперед, а другая половина осталась на месте и присела, перегородив проход от скалы до скалы. Те, что бежали, достигли северного прохода, перегородили и его, сели и стали ждать.

Прямо напротив первой группы, с западного входа на делянку, зашевелились кусты, и показались одна, две, дюжина… сотня голов. Люди шли быстро и бесшумно. Это были нгубве, жители соседней деревни: древняя традиция, рухнувшая в эти пять минут, предписывала им и соплеменникам Мбалы вести друг с другом войны и воровать друг у друга жен. Впрочем, народ Мбалы и нгубве, хоть и не забывали друг о друге, придерживались правила: «Живи и давай жить другим», так что последние лет тридцать в окрестных джунглях всем хватало места.

Теперь уже три входа на окруженную скалами делянку перегородили молчаливые, терпеливо ждущие аборигены. Молчали все, даже младенцы. Почти час не слышалось ни звука, если не считать тревожного низкого гула проектора, не видно было ни движения, кроме гипнотических поворотов и изгибов его журавлиной шеи. А потом раздался новый звук.

Топот, и грохот, и трубный, пронзительный, гневный рев; он повторялся снова и снова. Люди вскочили на ноги: они дождались. Женщины рвали на себе платья на разноцветные тряпки, мужчины, готовясь, набирали воздуху в грудь.

В открытый южный проход вбежали, пронзительно улюлюкая, четверо воинов. По пятам за ними мчалось стадо разъяренных слонов: три, четыре, семь… девять: один старый, двое молодых, четыре слонихи и двое слонят, все раздраженные и пышущие гневом. Бегущие воины рассыпались: двое бросились вправо, двое влево и исчезли в толпе. Старый слон пронзительно затрубил и помчался направо – там его встретили почти две сотни оглушительно вопящих, улюлюкающих людей. Слон развернулся; инерция движения протащила его вдоль каменной стены и направила ко второму проходу, где встретила его та же пугающая какофония. Другие слоны – все, кроме одного молодого и одного слоненка – с топотом побежали за ним, и, когда старый слон попытался повернуться и напасть на вторую группу, другие слоны выдавили его на середину делянки. Обезумевший от ярости, он поднял хобот, расправил могучие плечи, готовясь задать трепку всем, кто смеет так с ним обходиться… и тут свирепый взгляд его упал на блестящую и гудящую штуковину в центре поля.