Бен Оливер - Петля будущего [litres]

– Я понимаю, но не могу их бросить.

Шион кивает:

– Мы переночуем здесь. Дэй слишком слаба, чтобы идти в такую метель.

Мы проводим ночь в этом доме. Мы спим в гостиной, просыпаясь по очереди и карауля, чтобы никто к нам не проник. Снег идет всю ночь, заметая дом со всех сторон. Становится так холодно, что, хоть мы и в помещении, изо рта все равно идет пар.

Трижды я ловлю себя на воспоминаниях о том, какие ощущения испытывал, находясь под «Побегом». Теперь я понимаю, почему они постоянно крутили эту рекламу, почему каждый третий Проектор-крикун от имени правительства, в лице самого Смотрителя Галена Рая, предупреждал об опасности "Побега". «Не латай свою жизнь – а налаживай! «Побег» – путь к разрушению».

В гигантское окно дома Тайко я вижу, как на востоке медленно восходит солнце, освещая Вертикаль «Черная дорога», где я вырос, окруженную двухметровым снегом, укрывшим хижины бездомных.

В голове всплывают воспоминания об отце: как мы смотрели старые фильмы вместе, ремонтировали выброшенную технику, чтобы собрать собственную аппаратуру виртуальной реальности, как он читал сказки мне и Молли, когда я был еще таким маленьким, что сейчас уже почти ничего не помню. Я смотрю на нашу башню, ее верхушка теперь скрыта за нависающими облаками, которые не перестают извергать снежные хлопья. Я должен добраться до них сегодня, чего бы это ни стоило.

– Это часть всего, – слышу я голос за спиной, – часть их великого плана.

Застигнутый врасплох, я оборачиваюсь. Дэй стоит позади меня, одетая лишь в мешковатую майку и шорты, завернувшись в покрывало.

– Что ты имеешь в виду?

– Снег, – она встает рядом. – Думаю, кто бы ни превратил людей в монстров, таким образом они теперь убивают выживших.

– Но зачем делать это именно так? – спрашиваю я. – Ты права: если они могут отравить дождь химикатами, то почему бы просто не убить нас всех по-быстрому?

Дэй качает головой, не отводя глаз от окна:

– Не знаю.

– Если они контролируют погоду, значит, контролируют и правительство.

– Все как один, – произносит Дэй, не скрывая ненависть в голосе.

– Он был там, – шепчу я себе под нос, вспоминая Галена в Терминале в день моей Отсрочки.

– Что?

Мысли вертятся в голове, безумные предположения о том, что правительство повернулось против нас, но я отбрасываю это прочь.

– Ничего, – отвечаю я.

– Оденься теплее, – говорит Шион, стоя позади. – Чтобы найти других выживших, нам придется пробираться через сугробы.

– Эй, послушайте, спасибо, что спасли меня и все такое, но я должен найти сестру и отца.

Дэй пристально и печально смотрит на меня:

– Иди, ты должен это сделать. Тебе нужно убедиться, что они в безопасности. Если есть хоть один процент того, что они живы, ты должен идти. Приходи к нам, когда закончишь.

Тяжело сглотнув, я отвечаю:

– Ага, спасибо.

– Ну, раз уж ты такой идиот, пожелаю тебе удачи, – говорит Шион. – Постарайся не умереть.

– Где скрываются выжившие? – спрашиваю я. – Где мне вас искать, если я найду лекарство?

Шион поворачивается ко мне, протягивает руку и кладет ее на мой лоб.

– Что вы делаете? – теряюсь я, смущенный ее действиями.

Она подает знак Дэй, и та находит ей ручку. Шион берет ее и пишет на стене дома:

Паноптика. Неизвестно, кто нас слушает/смотрит. Выжившие собрались в потайном хранилище в финансовом квартале.

Я успеваю прочесть записку Шион до того, как она ее быстро стирает. Интересно, они думают о том же? Что наше правительство обернулось против нас? Повернувшись к Шион, я киваю.

– Надень вот это, – она убирает руку с моего лба и протягивает мне черную спортивную повязку, похожую на те, какие они сами носят. Я надеваю.

– Нам придется оглушить тебя током перед входом в укрытие, – сообщает Дэй, улыбаясь.

– Оглушить током? – повторяю я. – Зачем?

– Мы почти уверены, что это закоротит паноптическую камеру. Нет, мы не полностью уверены, но неизвестно, кто сейчас контролирует наше правительство, кто может взломать систему. Мы не хотим помогать тем, кто напал на нас, быстрее нас найти.

Я понимающе киваю:

– Отлично, буду ждать с нетерпением.

Обшарив спальные комнаты, мы надеваем нижнее белье, по несколько пар носков, футболки, свитера, перчатки, шапки и куртки – чтобы как следует защититься от непогоды, но при этом быть достаточно подвижными, чтобы бегать от безумцев.

Шион возвращается из гаража с тремя лопатами и протягивает одну мне и одну Дэй.

– За дело, – говорит она.

Дэй открывает входную дверь, и на деревянный пол коридора обрушивается каскад порошкообразного белого снега, оттесняя нас на пять шагов назад.

– Тебе в каком направлении? – спрашивает Шион.

– На восток, – отвечаю я, – к Вертикали «Черная дорога», а вам?

– На запад.

– Хорошо, – мне становится грустно расставаться с ангелами, что спасли мне жизнь. – Удачи вам. Скоро увидимся.

– Ага, может быть, – Шион начинает карабкаться через снежные туннели.

Дэй кладет руку мне на плечо и улыбается:

– Удачи тебе, Лука.

Я наблюдаю, как мать и дочь пробираются сквозь густую белизну и постепенно исчезают из виду, а затем принимаюсь прокапывать свой путь в сторону дома.

Я копаю часами, несколько раз натыкаясь на полуживых Моргальцев, утопающих в снегу; их зубы все еще обнажены в безумной ухмылке, губы посинели от холода, глаза кроваво-красные от лопнувших сосудов, почерневшие пальцы пытаются что-то нащупать и из последних сил убить.

Я копаю в обход, не в силах заставить себя добить их.

Я терпеливо рассекаю снег, пока не перестаю чувствовать рук и ног. Я стараюсь не думать о Рен, запертой в одиночестве в тюремной камере с отрубленной по плечо рукой, Рен, зараженной химикатами, которые обрушили с неба наши враги, страдающей от яда дрона, с плутающим в ином мире сознанием.

«Глупо надеяться, что она еще жива», – рассуждаю я, стиснув зубы и подавляя боль, возникшую от такой мысли. Я вспоминаю свои галлюцинации под «Побегом» – откровение, что я никогда не был по-настоящему влюблен в Рен.

«Неужели это правда?» – спрашиваю я себя, но быстро прогоняю и эту мысль прочь. Сейчас не время. Я должен думать о сестре, об отце.

Машинально я прикладываю руку к груди. Мое сердце еще бьется. И несмотря на безнадежность, которую испытываю, я улыбаюсь, зная, что Кина еще жива.

Я прокапываю свой путь дальше, меж снежных стен.

Через час или два снегопад прекращается так же резко, как и начался, облака исчезают, словно разгоняемые невидимой силой. И почему-то эта внезапная и столь значимая перемена производит на меня еще большее впечатление, чем нескончаемый снегопад. Все бесполезно: кто бы на нас ни напал, они контролируют погоду. Зачем я вообще это делаю? Что я надеюсь найти, если доберусь до дома? Терпеливо ожидающих меня отца и сестру? Они с улыбкой предложат выпить чашечку чая? Обнимут меня и скажут, что им все ясно, что у них есть лекарство и война закончилась?