Эдуард Голубев - Это было в Веморке

Лотар зашел в приемную, достал из-за спины букет и положил на стол.

– Фрау Штерн, спасибо, это вам.

Она поднялась, взяла цветы и поставила их в вазу.

– Сейчас, Лотар, я сделаю чай, и ты мне всё расскажешь.

Выслушав, как все прошло, фрау Штерн сказала:

– Честно, я так и думала. Лионе надо было немного времени и повела она себя, как умная женщина. Вряд ли, Лотар, ты бы влюбился в глупышку. Удачи вам и спасибо за цветы. Они великолепны.

Уже вечером этого дня бьющиеся в унисон сердца вместе прогуливались по Старому городу. И этой звездной ночью, тоже были вместе. Любовь опять переигрывала время с крупным счетом. Полностью поглощенные друг другом они купались под дождем той вечной и чистой любви, не замечая никого, будто находились на другой планете, а Земля была где-то далеко со своими днями и неделями.

В один из этих незаметных только им дней, пока Лиона не хотела просыпаться и нежилась в постели под приглушенными светло коричневой шторой лучами солнца, Лотар решил пройтись в магазин, купить сладкого к утреннему кофе.

Он не видел Алекса Линге семь лет и сначала не узнал. Тот стоял в компании, о чем-то живо рассказывая, перебирал пальцами по воздуху. Как и все творческие люди, Алекс не мог, даже обыденную вещь или ситуацию, объяснить просто. Общепринятые понятия нагоняли на него тоску. Когда в шесть лет родители отдали его на уроки по классу фортепиано, Алекс влюбился в этот инструмент, и музыка для него стала отдушиной, которую некоторые люди не могут найти всю жизнь. Большинству детям уроки музыки приносят мучения, но только не Алексу. Его талант был заметен сразу. Из года в год он становился лауреатом всевозможных конкурсов. И хотя увлечения Лотара и Алекса отличались довольно разительно, они умели находить общие темы для разговоров. В то время как Алекс сводил с ума соседей километрами проигранных гамм, арпеджио и аккордов, Лотар, играя частенько во дворе в футбол, тоже не радовал их разбитыми окнами и испачканным бельем от мяча, которое сушилось на улице. А когда Линге было шестнадцать лет, его заметили и пригласили в Высшую школу музыки имени Листа в Веймаре. С тех пор Логдэ его не видел. Нет, Алекс не изменился. Та же жестикуляция, та же манера поведения, та же небольшая сутулость. Такой же высокий и худощавый он полностью оправдывал свою фамилию, Линге в переводе означала “длинный”.

Лотар окликнул его и друг детства, обернувшись, был искренне рад этой встрече.

– Алекс, привет! Ты давно в Берлине?

– Привет, дружище! Да нет, может полгода. Живу здесь, в Шпандау на Блуменштрассе. Я чувствую, нам есть о чем поговорить.

– С удовольствием, но мне надо сейчас идти. Давай встретимся сегодня вечером, посидим и я познакомлю тебя со своей девушкой. Мы тоже сейчас обитаем в Шпандау. Здесь недалеко.

– Тогда пойдем другим путем. Сегодня вечером мы играем джаз, и я буду очень рад вас видеть. В восемь вечера, бар на перекрестке Цеппелин и Фалькензеерштрассе. Ты слышал что-нибудь о свинге?

– Честно сказать, немного, – ответил Лотар.

Он знал только о свингюгендах и то понаслышке. Говорили, что это молодежь, которая только хочет танцевать под звуки свинга и больше ничего не делать. Алекс пристально посмотрел на старого друга и сказал:

– Не делай никаких поспешных выводов, Лотар. Просто приди и посмотри. Поверь, это здорово.

– Мы обязательно придем.

– Смотри, Лотар, на входе будут стоять пару наших парней, чтобы не попал никто чужой. Это закрытая вечеринка. Скажешь, что вас пригласил я, и они пропустят. Я их предупрежу.

На самом деле все вышло гораздо проще. Когда Лиона и Лотар подошли к бару, Алекс стоял на улице у входа и курил сигарету, медленно выпуская струю дыма. Как всегда в своих мыслях, немного расхлябанный, в очках, он со стороны напоминал Лотару его преподавателей – профессоров. Никогда нельзя было угадать, о чем они думают в данный момент. Увидев их, Линге выкинул окурок в урну и подошел:

– Я очень рад, что вы пришли. Меня зовут Алекс, – представился он Лионе и продолжил, – Лотар, я забронировал вам столик и поэтому встречаю вас, чтобы провести к нему. Оттуда отлично виден наш оркестр. Пошлите за мной.

В зале было довольно много людей, чего никак не ожидал увидеть Лотар. Лиону это тоже поразило. Подавляющее большинство присутствующих были чуть моложе или ровесниками. Алекс подвел их к столику, за которым уже сидела, как оказалось позже, его девушка и познакомил с ней. Избранницу звали Анна. На танцевальную площадку начали выходить пары, и все их глаза были направлены на оркестр. Для Логдэ и Лионы это показалось лавиной. Вместе, задав сногсшибательный по быстроте ритм, заиграли ударные, фортепиано и контрабас, а уже через пару тактов к ним присоединились саксофон и трубы, взорвав танцевальную площадку. Лотар смотрел на танцующих и не мог понять, откуда берется столько энергии. Какой-то дикой и поэтому завораживающей. На одной из мимолетных пауз тишины, Лиона удивленно спросила:

– Я не могу понять, как они не сталкиваются?

А Анна все это время не сводила взгляда с Алекса, который, чувствуя это, играл с таким воодушевлением, что казалось белоснежный рояль “Bechstein” сегодняшний вечер не переживет.

Три часа пролетели в этом темпе просто незаметно. Когда танцевальный вечер подошел к концу и уставшая, но крайне счастливая публика начала расходиться, Алекс, взъерошенный, с каплями пота на лбу, подошел и обратился к Лотару и Лионе:

– Вы, сегодня для меня очень дорогие гости. Пожалуйста, не уходите. Я сейчас приведу себя в порядок, мы спокойно посидим и поговорим.

Лиона с Анной тихо, с интересом, общались между собой на какие-то свои, только им известные темы, а Алекса, первое, что интересовало, понравилось Лотару или нет.

– Даже не знаю, что сказать, – ответил Логдэ, – для меня это настолько новое и непонятное. Но мне не противно, в этом что-то есть. Я пока, Алекс, не могу подобрать слова. Мне было очень интересно и надо признать, под столом я выбивал ногой ритм. Сложно было удержаться.

– Знаешь, Лотар, за этой музыкой будущее. Она уже покорила полмира. Джаз – это революция. Хотя я не люблю слова, связанные с политикой, но другое не приходит сейчас на ум.

– Алекс, где ты познакомился с джазом?

– Пару лет назад, в Гамбурге. На одном из конкурсов во время своего выступления, я напрочь забыл текст. Пальцевая память в этот момент, наверное, вышла покурить, – Алекс улыбнулся, – и мне осталось одно – импровизация. Она получалась у меня так легко, что я даже вошел в кураж. Когда я отыграл, зал молчал и смотрел на меня, а потом взорвался аплодисментами. И уже вечером меня пригласили послушать выступление джазового оркестра. Там я влюбился в этот стиль. Он настолько индивидуален, как любой, кто считает себя человеком. Но, честно скажу, всегда скучал по Берлину и в октябре того года вернулся. Здесь, в столице, сложнее организовать джазовый оркестр, но как видишь, у меня получилось. Гитлер считает джаз американским влиянием. А ненависть фюрера к США всем известна. Хотя, может он и прав. Если бы не Америка, Германия не проиграла бы Первую мировую. Но музыка здесь причем? Она вне политики и мне очень жаль, что многие, кто приходят сюда противопоставляют себя гитлерюгенду, то есть, другая сторона одной монеты. Они, не замечая того, сами становятся зависимыми. Не станет гитлерюгенда и всё, нет противника. И дальше что? Искать следующего. А джаз, в первую очередь, это полная свобода твоих действий в границах семи с половиной октав и меня это полностью устраивает. А Гитлер, играет на другом инструменте, который для меня очень далеко и не интересен.