Нил Шустерман - Жажда [litres]

16)Келтон

Все происходит точно так, как описано в книжках – инструкциях по подготовке к катастрофам. Но меня это нисколько не радует. Сценарии апокалипсиса хороши только в том случае, когда апокалипсис – это всего лишь гипотеза. Я бы чувствовал себя лучше, если бы все сценаристы этого спектакля ошиблись.

Военное положение – последний шаг к полному развалу.

События могут развиваться двумя путями. Путь первый: военное положение эффективно, военной силы достаточно, чтобы сдерживать силы хаоса, единичные бунты не станут распространяться, удары кризиса станут так или иначе смягчаться властями, и восстановление пройдет легко. Путь второй: введение военного положения не даст положительного результата, военные недооценят масштаб катастрофы или же будут слишком неповоротливы, чтобы противостоять ей, масштабные бунты станут происходить систематически и повсеместно, Южной Калифорнии будет нанесен непоправимый удар, от которого она нескоро оправится – если оправится вообще.

– И что теперь? – спрашивает Алисса перед тем, как мы ложимся в постели.

Я не раскрываю перед ней возможные пути развития ситуации.

– Посмотрим, – говорю я вместо этого.

Я знаю, что Алисса сможет управиться с нашим хозяйством после того, как мы отправимся в убежище, и я о ней не беспокоюсь. Меня скорее беспокоит Жаки. Она наверняка захочет забрать все в свои руки, и это плохо.

С такими мыслями я ложусь в постель. Мне казалось, они не дадут мне и глаз сомкнуть, но иногда твое собственное тело само делает тебе одолжение. Я так измотан, что вырубаюсь сразу же, как только моя голова касается подушки.

Меня будит зуммер, – такие сигналы обычно издают наши детекторы движения. У нас детекторы второго поколения, реагирующие на объекты размером не меньше человека, а это значит, что кто-то перелез через наш забор. Я смотрю на часы. Скоро пять утра. Иду в игровую комнату, где Алисса, Гарретт и Жаки тоже вскочили со своих постелей.

– Что за черт? – спрашивает Жаки.

– Тревога. Чужой, – отвечаю я, понимая, что это звучит как цитата из фантастического романа. – Где же отец?

Никто не отвечает, но тут отец зовет меня спуститься вниз.

В этот момент Жаки подходит к окну, и то, что она видит, заставляет ее широко раскрыть глаза. Никак не предполагал, что такого рода эмоции есть в ее репертуаре.

– Это плохо, – произносит она.

Я тоже смотрю в окно и вижу огни – десятки огней, напоминающих движущееся в предрассветной темноте созвездие. Я тру глаза, чтобы скорее привыкнуть, и теперь различаю формы – это люди с фонарями, и они идут по направлению к нашему дому.

– Что происходит? – спрашивает Алисса.

И тут я слышу стук в дверь:

Бум-бум-бум!

– Отойдите от окон, – говорю я и бросаюсь вниз.

Отец уже в гостиной, а на столе перед ним – целый арсенал: ружья, патроны, ножи, разнообразный набор иных тактических средств, некоторые из них я вижу впервые в жизни.

Я вижу, как мать в потайной комнате яростно сдвигает вещи, чтобы освободить для нас место.

Бум-бум-бум!

Волки вышли из леса. У меня начинает сосать под ложечкой, а желудок сворачивается в узел. Я напоминаю себе, что входная дверь у нас усиленной конструкции, а окна – пуленепробиваемые. Дом наш – неприступная крепость, куда никому не войти. Но если все так, какого черта я напуган?

– Келтон! – кричит отец, в то время как Алисса, Гарретт и Жаки спускаются по лестнице вслед за мной. – Отправь своих друзей в убежище и принеси свой пистолет.

Но команда до меня не доходит. Отец видит это по моему лицу.

– Где твой пистолет?

– Здесь! – отвечает Жаки, показывая рукоятку, которая торчит у нее из-за пояса.

Отец переводит глаза с пистолета на Жаки, потом на меня, пытаясь понять, как произошло то немыслимое, что никак не могло произойти, и, вероятно, прикидывая степень опасности, которую несет в себе Жаки. Но, в конце концов, он решает, что идущая снаружи угроза гораздо серьезнее, чем Жаки, которая, конечно же, не расстанется с моей пушкой, а потому отец и не пытается выяснить, как пистолет попал к ней. Потом, конечно, он мне это припомнит.

Отец открывает электрощит, висящий на стене в коридоре, и щелкает рубильником, выключая свет и снаружи, и внутри дома. Теперь в доме горит лишь его фонарик, и он прикрепляет к ружьям инфракрасные прицелы – теперь он сможет видеть вторгшихся на нашу территорию, а они его – нет.

Стук на несколько мгновений прекратился, а затем возобновился вновь, на сей раз изменив тембр и место, откуда он шел. Теперь стучали не в переднюю, а в заднюю дверь и еще более настойчиво. На нашей задней двери установлен накидной двухцилиндровый серебряно-никелевый засов, но отец как-то жаловался, что дверная рама там недостаточно прочна. Засовы же сильны настолько, насколько сильна рама, которая их удерживает.

Моя мать пытается отправить всех, кроме нас с отцом, в укрытие, но Жаки не идет, как и Алисса, а Гарретт без сестры – никуда.

Отец заряжает ружья и снимает их с предохранителей.

– Ричард! Что ты делаешь? – в ужасе спрашивает мать. Одно дело – видеть ружья лежащими на столе, и другое – видеть их заряженными.

– Защищаю свою семью, – отвечает отец.

Тем временем грохот усиливается.

– Не пори горячку, – говорит мать дрожащим голосом.

Но отца не переубедить. Он надевает жилет из кевлара.

– Веди всех в укрытие! – требует он.

Но мать отчаянно сопротивляется:

– Идем с нами. Нельзя стрелять!

– Черта с два!

Отец продолжает заряжать ружья, и я вижу, что руки его дрожат. Единственное, что не дает ему сорваться, это лежащая перед ним коллекция смертоносного оружия.

– Хотя бы узнай, чего они хотят, – в отчаянии кричит мать.

– Ты знаешь, чего они хотят!

Отец смотрит на мать, их взгляды встречаются, и она словно впервые за долгое время видит своего мужа. Того человека, которого я некоторое время назад видел в гараже. Не раздраженного, ищущего крови монстра, а существо искреннее и ранимое, которое вместе с нами оказалось в ловушке собственного дома, испуганное до глубины души.

Отец берет дробовик и идет в кухню, выбирая позицию так, чтобы под прицелом оказалась задняя дверь. В укрытие никто не уходит, все хотят остаться здесь и увидеть, что случится и чем все закончится.

Грохот продолжается. Дверная ручка дергается, но не поворачивается.

Тем временем голоса, доносящиеся с улицы, становятся все громче. Я слышу, как под напором чужаков ломаются входные ворота. Слышу, как кричит кто-то, попавший в ловушку, установленную перед домом. Но у нас не так уж много ловушек, чтобы остановить всех нападающих.

И вдруг стук в заднюю дверь прекращается.

Отец делает глубокий вдох и, вскинув дробовик, укрывается за углом, готовый ко всему, что может произойти. Я не в силах отвести взгляда от двери – точно так же, когда я был ребенком, я не мог оторвать глаз от своего шкафа, думая, что там живет чудовище; стоял и, не мигая, смотрел, надеясь, что увижу то, что живет внутри, до того, как оно увидит меня.