Нил Шустерман - Жажда [litres]

– Нет, ты именно способна прощать, – настаивает Генри. – Ты разрешила мне поехать с вами, несмотря на то, что я забрал у твоего дяди его грузовик. И, похоже, ты прощаешь Жаки за то… просто за то, что она – Жаки. И Келтона ты простила за то, что он шпионил за тобой.

Здесь я и попадаюсь.

– Что? – спрашиваю я.

– Как что? Ты же знаешь, что он следил за тобой с помощью своего дрона.

Но я ничего об этом не знаю. Ни малейшего представления о том, о чем говорит Генри.

У меня начинает сосать под ложечкой.

– Кто тебе об этом сказал? – спрашиваю я.

– Гарретт мог обронить мимоходом. Но только прошу: не наказывай его. Я использовал это только в качестве доказательства твоей склонности прощать людей.

Он улыбается.

– Я ведь действительно был на диспутах капитаном команды, ты же знаешь.

Но сейчас я не намерена никого прощать. Я чувствую себя последней идиоткой. Оскорбленной идиоткой. Лицо мое, вероятно, горит так, что это видно и в темноте, потому что Генри произносит:

– Подожди. Так ты что, не знала?

Но почему это я должна чувствовать себя неловко? Это же Келтон виноват, урод! И, не успев отдать себе отчет в том, что делаю, оттолкнув Генри, я бросаюсь к хетчбэку, где спит Келтон. Грохочу в дверь кулаком, потом ногой, пока он не поднимает свою гнусную рыжую башку и не открывает дверь.

– Что? В чем дело? Что происходит?

– Надеюсь, ты получил удовольствие, Келтон? – рычу я. – Это было забавно, так? Ты увидел все, что хотел, верно?

Я понимаю – сегодня, когда все летит кувырком, это – вопрос отнюдь не первой важности. Но я ничего не могу с собой поделать. Ярость поглотила меня.

– Что? О чем ты говоришь? – бормочет Келтон.

– Ты шпионил за мной со своим вонючим дроном или нет? – спрашиваю я.

Келтон медлит с ответом. А мне больше ничего и не надо. Я толкаю его спиной на машину.

– Ты вонючий урод. Вшивая поганка! – ору я.

– Алисса! Это было в восьмом классе!

– Нет срока давности для вонючего отстоя!

– Это было всего один раз!

– Неважно, сколько это было раз. Важно то, что ты сделал это!

– Алисса!

– Забудь мое имя! – не унимаюсь я. – Даже не думай о нем!

Я убегаю, потому что если бы я осталась, меня было бы не унять, и мы разбудили бы всех людей, спящих поблизости, и они прибежали бы, и эта история приобрела бы статус события федерального значения, какового она не заслуживает. В моем сознании идет битва.

Одна часть меня хотела бы отключиться от этой истории и, может быть, вернуться к ней, когда закончится кризис. Брат Келтона мертв. Будет еще немало опасностей, с которыми нам придется столкнуться лицом к лицу.

Но во мне есть и другая часть, которую нельзя ни заставить замолчать, ни проигнорировать. Моя нормальная часть, которая не позволит закрыть глаза на то, что сделал Келтон, только на том основании, что нынче есть дела и поважнее. Неважно, что происходит вокруг нас, я имею право на то, что я чувствую!

Я возвращаюсь к своей машине. Я хочу пить, и я просто вне себя от ярости. А может быть, стоило все-таки остаться наедине со своими кошмарами? Это лучше, чем то, о чем сказал Генри.

И он, легок на помине, – появился в моем окне.

– Алисса! Прости, я не хотел тебя расстраивать…

– Как раз и расстроил! – отзываюсь я резко.

И сразу же чувствую, как мне стыдно. И говорю более мягко:

– Я знаю, нечестно ругать того, кто приносит плохие вести, и все-таки этого непросто избежать.

– Я понимаю, – говорит Генри и кладет руку на дверную ручку. – Можно мне войти?

Несколько мгновений я размышляю. Нет, теперь лучше отставить все, что касается человеческих отношений, и на время забыть про них.

– Увидимся утром, – говорю я.

– Хорошо, – кивает он головой. – Спокойной ночи.

Но мы оба знаем, что покоя не будет.

30)Келтон

Алисса со мной не разговаривает, Гарретт даже не смотрит в мою сторону, а Жаки, похоже, все это находит забавным.

– Мы – единая семья, – говорит она. – И весьма неблагополучная.

Генри ничего не говорит и только молча крутит баранку.

Гарретт признался, что рассказал Генри про то, как я подглядывал за Алиссой, и Генри сразу же использовал это как оружие против меня. Теперь мои мозги заняты тем, что я пытаюсь придумать, как побольнее его задеть, когда мы приедем в убежище. Вывихнуть ему другое плечо, сломать руку или выбить коленную чашечку? Дай же мне повод, гад! То, что он рассказал о моих грехах Алиссе, – повод достаточно веский, но, наверное, это все-таки моя карма, и я должен перетерпеть ее уколы. Как бы мне этого ни хотелось, но я не стану нападать на Генри, пока он не докажет, что опасен, как я и подозреваю. Но я не имею права полагаться на ощущения. Особенно сейчас, когда Алисса доверяет ему гораздо больше, чем мне.

Полчаса назад мы оставили маленькую дорожную коммуну Агаты. На рассвете свернули наш лагерь, сложили простыни и вернули их хозяевам. Это приятно – складывать простыни. Чувствуешь себя приличным человеком. Странно, но в недавнем прошлом это было самой ненавистной из моих домашних обязанностей. Попрощались с теми, с кем успели подружиться во время нашей короткой остановки – с рукастым байкером Максом, например. А в конце Водяной ангел проводила нас, одарив горстью зефирных пирожных и обняв на прощание. Это было так необычно – чувствовать себя в объятиях этой женщины. Я вновь почувствовал себя ребенком, и мне не хотелось уезжать.

Я знаю, что и Алиссе не хотелось уезжать. Меня удивило то, что она не осталась просто для того, чтобы от меня отделаться. Здесь бы она получила воду, или, по крайней мере, не страдала бы так от жажды. Но, может быть, ей не хотелось, чтобы я, доехав до убежища, добрался до воды раньше, чем это сделает она? А может быть, она просто не хочет расставаться с Генри? Может, не стоит ломать ему конечности? Просто взять, да и врезать по носу, чтобы тот впечатался в мозг!

Нам пришлось перенести наш ящик «Аква Виты» назад в кузов, чтобы все могли поместиться в кабине грузовика. И это было непросто сделать – мы же могли вызвать подозрения. Перед этой операцией между нами разгорелась негромкая дискуссия – а не достать ли пару бутылок и не выпить ли их. Даже я был не против. Но открыть ящик – это значило показать Агате и ее подопечным, что у нас есть вода.

– Стоит им увидеть, – сказала Жаки, – вы знаете, что произойдет. Она объявит это собственностью коммуны, поделит между своими фаворитами, и наш неприкосновенный запас улетучится.

Я ждал, что Алисса примется спорить с Жаки – альтруизма в ней достаточно, чтобы смириться и с таким вариантом. Но она промолчала. Может быть, злясь на меня, она распространила свою злость и на весь остальной мир?