Ларри Нивен - Молот Люцифера [litres]

– Через пару часов стемнеет, – заметил Харви. – Тогда и отдохнем.

– Неужели? – фыркнул Толлифсен и принялся окапывать большой камень, лежащий над дорогой.

Ребята уже захлестывали валун тросом лебедки. Тратить динамит на каждый обломок скалы нельзя: взрывчатка теперь была на вес золота.

За час до заката отряд выдавили из Ненасытной долины. Они пересекли Оленью реку, задерживаясь только для того, чтобы поджечь запальные шнуры у установленных там динамитных зарядов.

Когда взобрались на холм, навстречу им высыпали люди.

Рэндолл не сразу понял, что они наткнулись на своих. Стив Кокс, а с ним почти сотня вооруженных фермеров, посланных Твердыней удержать цепь холмов. До сих пор защитники владений сенатора только и делали, что удирали. Пора бы уже дать бой.

Кокс расставил своих людей вдоль холмов, и они начали окапываться. Харви и остатки его отряд действительно могли отдохнуть. Их угостили ужином (холодным) и дали термос с горячим чаем.

– Мы валимся с ног, – признался Рэндолл. – Стив, помощи от нас не будет.

Кокс пожал плечами.

– Ну и ладно. Отсыпайтесь. Мы их задержим.

«Дурак, – едва не вырвалось у Харви, – их тысяча, а вас сотня. Они неотвратимы, как смерть. Они, как тропические хищные муравьи-кочевники, прут и прут вперед».

– У вас есть… Как дела у дока? Вы получили его супероружие?

– Термитные гранаты.

Кокс указал на ящик с чем-то вроде комьев сухой глины, из которых торчали отрезки бикфордова шнура.

Сами комья достигали примерно шести дюймов в диаметре, к каждому было привязано два фута нейлонового троса.

– Нужно поджечь шнур и, держа за веревку, раскрутить гранату, – пояснил Стив. – И бросить.

– Работает?

– А то! – Кокса переполнял энтузиазм. – Взрываются словно бомбы. Некоторые, правда, раскалываются, но даже тогда выбрасывают струю огня футов в десять-двенадцать. Нагонят страху на сволочных людоедов!

– А что с другими видами оружия? С горчичным газом?

Кокс задумался.

– Ну… Харди говорит, что дело не быстрое. Потому нас сюда и послали.

В долине передовые отряды Нового Братства уже достигли разрушенного моста. Оленья река была глубока и быстра, а мост уничтожен полностью. Несколько человек попытались перейти вброд, но потом отказались от своего намерения. Воинство остановилось, затем начало расходиться вдоль берега. Часть солдат пошла вверх по течению и вскоре исчезла из вида. Другие двинулись вниз, на запад – по направлению к морю, раскинувшемуся в нескольких милях отсюда.

– Они возьмут нас в кольцо, – занервничал Харви.

– Не-е. – Кокс ухмыльнулся и ткнул пальцем туда, где высилась Сьерра. – У нас есть союзники. Примерно пятьдесят индейцев – часть подкрепления Кристофера. Из племени, живущего возле реки Тул. Крутые парни. Отдыхайте, Рэндолл. Людоеды здесь не пройдут – ни сегодня ночью, ни завтра. У нас – хорошая позиция. Мы справимся.

– По-моему, Кокс рехнулся, – сказал Харви. – Я… мы видели, как сражается Новое Братство. А он – нет.

– Они получили наши радиосообщения, – ответила Мари. Она лежала, вытянувшись, на заднем сиденье внедорожника. – Приятно отдыхать. Я могу проспать целую неделю.

– Я тоже, – откликнулся он.

Однако спать не стал. Внедорожник стоял на холме, на изрядном расстоянии от Оленьей реки. Ребят Рэндолл отослал: подростки ночевали в доме фермера, где были постели и одеяла.

Он понимал, что и ему следовало бы отправиться с ними – но его грызла тревога. Он научился уважительно относиться к тому, кто стоял во главе армии неприятеля, кто бы это ни был. Командующий Нового Братства берег своих людей, не гнал их безрассудно в бой.

Но людоеды менее чем за сутки продвинулись миль на восемнадцать, а то и больше.

А вот бензин и боеприпасы он тратил, не жалея. Развернулась полномасштабная война. Братство задействовало все, что сумело наскрести в своих владениях, делая ставку на то, что возьмет Твердыню и там пополнит запасы.

После заката поднялся пронизывающий ветер, но снег не пошел. Сквозь облака проглядывали редкие звезды, мерцающие светящиеся точки, слишком далекие одна от другой, чтобы можно было узнать созвездия. Харви вспомнил жаркую сауну, а после – прохладный бассейн в знойный день… и поездку на внедорожнике на юг по залитому слепящим солнцем прекрасному безлюдью Нижней Калифорнии, чтобы в конце концов выкупаться в океане, теплом, как вода в ванне. Тогда он качался на самых больших, самых клевых волнах пляжа Эрмос-Бич, после чего плюхался на полотенце, расстеленное на таком горячем песке, что по нему больно ходить.

Снизу, из долины, занятой Братством, доносился шум: так передвигали что-то тяжелое, ревели грузовики, перекликались люди. Не было никакой возможности узнать, что затевает противник. Опасаясь лазутчиков, Кокс выслал патрули, но вражеский командующий никаких лазутчиков не засылал: правда, его солдаты время от времени открывали ружейный огонь, поднимали крик, бросали через реку гранаты и камни, и фермеры в ответ нередко бешено палили в темноту, понапрасну растрачивая патроны, теряя часы для сна.

Хотя Рэндолл сообразил, чего добивается Братство, проку от знания сейчас не было.

Харви спал урывками, часто вздрагивая и пробуждаясь. На заднем сиденье завозилась Мари.

– Вы меня слышите? – прошептала она.

– Да.

– Кто это был? В грузовике, с биноклем. Как вы думаете.

– Вероятно, сержант Хукер. А что?

– Когда что-то или кто-то получает имя, оно меньше пугает. Как, по-вашему, мы можем победить? Эл достаточно умен?

– Вроде того, – неопределенно ответил он.

– Они продолжают наступать. Как огромная, все перемалывающая машина.

Рэндолл сел. Где-то взорвалась граната, и Кокс заорал, чтобы не тратили понапрасну боеприпасы.

– Пугающее сравнение, – произнес Харви. – К счастью, не совсем верное. Это не… мясорубка. А один из тех кинетических объектов, к которым художник приглашает толпу журналистов, чтобы они стояли вокруг, выпивали и смотрели, как механизм сам себя раздирает на части.

Смех Мари звучал принужденно.

– Хороший образ.

– Черт возьми, до того как заняться раскалыванием валунов, я всю жизнь занимался созданием образов. Теперь моя работа – крошить камни. И разрушать дороги. Я-то считал, война напоминает шахматную партию. Но я ошибался. Она похожа на эти самые скульптуры. Командующий создает громадное изваяние, понимая, что отдельные ее части размелют друг друга и что он не все их контролирует. По меньшей мере, половиной процесса управляет искусствовед, который ненавидит его, скульптора. И каждый из них добивается того, чтобы в конце осталось максимум частей, принадлежащих ему… но их всегда слишком мало, и борьба должна возобновляться снова и снова.