Максим Мортем - Смотрители (СИ)

Подопытному некогда изучать все заметки. Он окинул взглядом имеющиеся данные и обнаружил сведения о Секторе 11.07 – единственном, о котором есть хоть какая-то информация:

Сектор 11.07 не подаёт каких-либо надежд на долгое и “счастливое” существование из-за неподходящей кандидатуры Смотрителя, но иного выбора у нас нет, да и наши ошибки с предрассудками никто не отменял, о чём, конечно, никто не скажет даже под страхом смерти. Я пишу эти строки, поскольку всем уже недолго осталось. Я не знаю, позволили ли простым, так сказать, работягам поместиться в капсулы или даже следить за Сектором наравне со Смотрителями, мне кажется нет, но если так, то даже не знаю, завидую я им или нет. Мне (не)повезло не получить такую благосклонность, поэтому совсем скоро я смогу сдержать свои слова по поводу высших сил: есть Бог – сгорю в Аду, нет его – сгнию в гробу. Видно, мне удастся сгореть, но где – уже не важно, ведь моя вера в человечество, а как следствие и в Бога, окончательно угасла в свете последних событий. Бог для меня окончательно мёртв.

Кирилл читал это откровение с замиранием сердца, но не из-за неуважения к Богу, о нет, но из-за осознания горечи миллиардов людей. Он наконец понял, хотя пытался об этом не думать, что ему очень не повезло, что до сих пор жив. Он хотел бы помочь хоть кому-то, чтобы заглушить свою печаль утраты всего, что у него было, но это уже невозможно. У него был шанс спасти одного, но будущий подопытный не поверил ему. Они оба хотели в Сектор, но один для развития науки, а другой – для спасения их обоих. Этот предатель в итоге вытолкнул его, желая развития науки живым или мёртвым. Сколько лет уже прошло? Сколь давно его тело стало удобрением? Мёртв ли он или таким образом живее самого Кирилла?

Веры в себя у него с каждой секундой меньше, а необходимой информации всё нет и нет. Как быть? Он увидел на столе какую-то бумажку и понял, что это некое стихотворение:

Но это невозможно!

Почему Бог покинул нас?

Почему человечность пропала в вас,

Но не обьявилась и любовь к человечеству?

Почему ханжество сильнее страха смерти,

А любовь к жизни слабее ваших познаний?

В чём смысл наших страданий,

Если ни дня не можем без попаданий

В нами же созданный образ?

– Не поэт я, – подумал Кирилл, – нет у меня времени на анализ стихов.

После этого он обратился к единственному выключенному монитору и обрёк его на работу. Включилась видеозапись. Стоит ли её смотреть, если простой текст смог переломить желание жить?

Из записи стало ясно, что совсем недавно Смотритель стал освобождать людей из капсул, но зачем? Забраться в его голову никому не удастся, да и сам он не факт, что знает ответ на этот вопрос. Поначалу он и не хотел никого освобождать, часто подходил к капсулам, тёрся возле них, но открывать не решался. Но всё-таки в определённый момент решил вскрыть капсулу и освободить подопытного. Первое время освобождённому было очень больно, он трясся на полу около двадцати минут, на протяжении которых Смотритель был возле него, пытаясь каким-либо образом ослабить боль, но не получалось. В конце концов у освобождённого хватило сил встать на ноги и пойти. Смотритель помог ему и завёл с ним диалог, подробности которого камера передать не сможет.

Время от времени, Смотритель ковырялся у стены. Не ясно, что именно там делал, чаще всего он был за пределами видимости камеры, но похоже на то, что ему нужно отверстие в стене, при том максимально не заметное.

Со временем то ли им вдвоём стало скучно, то ли они сами решили, но в конечном итоге Смотритель открыл ещё пару капсул, а затем ещё и ещё. В итоге их набралось более тридцати, но за полгода. На протяжении этого времени многие работали, пытаясь, буквально, заработать себе подобие хлеба, а со временем и для Новоосвобождённых подготовить всё, что необходимо. Общество во всей своей красе. Работают одни, чтобы получали другие, пусть вторые и отдадут этакий долг в Фонд Возможной Счастливой Жизни, то есть будут точно также работать, отдавая долг уже следующему поколению освобождённых. Впрочем, никто не против, учитывая ситуацию, в которой они могут в любой момент погибнуть от нехватки еды на всех, пусть и будет около нескольких недель на восстановление запасов.

Идёт месяц, другой, третий, и всё больше людей стало задаваться вопросом о своём происхождении: почему они здесь, почему Смотритель – Смотритель, зачем всех нужно было изолировать и от кого… или чего. Спустя время Смотритель всё же решился рассказать обо всём, что интересует людей. Он назначил день, собрал побольше людей, и они отправились в комнату с затёртым номером.

На этом запись обрывается. Вдруг Кирилл заметил шаги в коридоре.

– Смотритель, это вы? – донеслось из кабинета.

– В определённом смысле. – Прозвучал томный и глухой ответ незнакомца из коридора. – Ты догадываешься, кто я. Я слушал выступление моего старого друга, а ты вызвался ему помочь. – Кирилл крайне недоверчиво посмотрел на своего собеседника, будто выискивая за его спиной пути к отступлению. – Я хочу тебе рассказать о, скажем так, неправомерности высказываний Смотрителя, но и не забуду упомянуть о всём том, что принесло благо другим людям. – Молодой рассказчик призадумался. – Он просто запирал комнату с Подопытными из своего кабинета, после чего отключал это помещение, часто с сотнями жителей, от жизнеобеспечения. И я не знаю, пытала ли его совесть за все те совершаемые им убийства. И ведь Подопытные в сознании умирали не сразу. Но когда они наконец понимали, что их ждёт, томительное ожидание было страшнее всего. Находящиеся там пары и семьи прощались друг с другом, кто-то врал, что всё будет хорошо, другие обнимались. Одиночки просто смотрели вдаль, в стену, ничего не боясь. Их собственная жизнь ничего не стоила, будь они хоть величайшими людьми за всю историю. А какая разница, кем ты был, если от памяти о тебе останется лишь прах? Но как они это понимали? Предчувствие, полагаю. Запах скорой смерти перебивает всё. Он, видно, жаждал чужой смерти. И совсем незадолго до этого напевал какую-то мелодию, которую, понятно, никто не замечал в силу паники и страха… Таким был Смотритель 06.13. Наш с тобой общий друг не был таким ублюдком, но всё же и он не брезговал, мягко говоря, отправлять Подопытных спать, когда с ними становилось скучно. Но в какой-то раз он просто не захотел вновь оставаться один. В периоды одиночества его постоянно мучили кошмары, насколько могу судить. Как я понимаю, он в некотором роде пытался даже защитить своих почти друзей, проявить какое-то милосердие, пусть о нём у него и крайне извращённое представление. Да, его методы проявления доброты спорны, но тем не менее он не оставлял попыток хоть как-то осчастливить новые, скажем так, партии Освобождённых. И ведь жизнь в определённые моменты налаживалась. К сожалению, или к чьему-то счастью, ненадолго. И тебе лучше не знать, что случалось дальше… Знай одно: рано или поздно он решит за тебя, хочешь ты жить дальше или нет, а ведь возвращаться в капсулы довольно болезненно. Сонный паралич длительностью в года… А ведь в капсуле ты спишь, но проснуться уже никогда не сможешь. И нет, не умрёшь, это лишь побочный эффект работы капсулы. В общем, не завидую тебе, если ты подведёшь его. Но тебе стоит знать: я вышел из тени, поскольку мне надоело лицезреть, как великие, и не очень, умы столь бездарно теряются в вечности. Он не посмеет вам навредить при мне. Ему… ранг, так сказать, не позволит. – Он наконец остановил свой монолог на несколько секунд, глянул на часы, округлил глаза, продолжил. – Ты же понимаешь, что я тоже несовершенен. Столько… хе, гадостей рассказал о Смотрителе, но ведь и я не без грехов. Самый страшный – два убийства Освобождённых, поскольку я не был уверен в их молчании и преданности. Оба были до… События, – довольно нейтральное название для геноцида-то, а? – остались и после смерти моими ближайшими друзьями. Что было не так, почему я решил избавиться от них? Капсулы. Они доводят до безумия. Я не был уверен в них, я не был уверен в себе. Смог бы я понести груз наказания в том случае, если б неумышленно подставил их? Нет… Знаешь, постепенно ясность мыслей и воспоминаний возвращается и ты, как я вижу, сумел это заметить. Надеюсь, когда-нибудь смогу понять, зачем же я их убил, простого факта убийства мне недостаточно, как, надеюсь, и тебе в отношении твоего старого друга. – Кирилл с большой долей презрения посмотрел на столь знакомого незнакомца.