Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 3 и 4

И глядя на моё недоумённое лицо, смилостивилась.

— Не переживай, — протянула руку через стол, положив на мою. — Я понимаю, что ты был занят. У тебя были важные встречи, и я упала как снег на голову. Я всё сделала сама, тебе нужно только согласиться.

Передо мной на столе материализовалась коробочка. Почти такая же, как та, что болталась у меня в кармане, только синяя. Моя — бордовая. Обе — бархатные, приятные наощупь.

Я взял в руки синюю коробочку, открыл. Нет, с обручальным кольцом первой австралийской королевы не сравнить. Это было даже не золото.

— Серебро, — прочла мои мысли Изабелла. — Я подумала, что настоящее ты всё же купишь сам, как мужчина. А это — просто знак, символ. Ты сможешь поменять кольца, но не сможешь отвертеться, ибо дашь обещание не только мне, но и себе. А обещания себе ты привык сдерживать, я достаточно хорошо тебя за это время выучила. Ну так что?

Изабелла Веласкес напряглась, дыхание её спёрло. Она, принцесса, дочь королевы, и так нервничает из-за ответа простого юноши с района. Ибо сделала всё, чтобы решить свою судьбу, чтобы подобрать нужные ключи в навсегда, но финальный итоговый ответ должен дать я. С другим, с тем же внуком Морены, так бы не было, там сеньорито ничего не решал бы. А со мной — иначе не выйдет.

Месть. Надо ей немного отомстить. А то расплела сеть интриг за моей спиной, понимаешь!..

— Кто подсказал? — почти равнодушно, тоном анаконды перед броском, спросил я. — Мерседес не догадается, такие материи для неё переусложнены. Ей достаточно слова, и понимания, кто с кем и когда спит. И она будет блюсти договорённости. И такое же отношение к жизни видит во всех остальных. Васильева умница, но она занята, это точно не она. Мара же не потянет — не настолько для тебя авторитетна. С Сиреной вы в условных контрах, ты не поедешь к ней с такими вопросами, как «что делать с этим милым мальчиком, чтоб удержать». Хотя она посоветовать как раз таки может. Фрейя — смешно; она тебе посоветует удавиться, правда дипломатично. Мама — занята, не вариант. Папа — мужчина, а «мужики ничего не понимают». Кто, Бэль? Вопрос-ответ, кто тебе подсказал выход? — снова навис я над столом.

— Санчес, — сверкнув глазами произнесла она. — И колечко мы купили вместе. Потому и говорю, она мне не конкурентка. Она просто любит. И сделает для тебя всё, что нужно, чтобы ты был счастлив.

— И развод…

— Как только попросишь. — Уверенный кивок. — Но меня при этом просила не спешить, папа с мамой наш брак сходу, внезапно, не одобрят, а для неё статус твоей супруги — защита. Я пообещала не пороть горячку, и в качестве невесты ходить готова сколь угодно долго. Слово ты будешь давать не только мне, я уже сказала это, и смена колец на то, что выберешь ты, мне безразлична.

— Вот ###! — непечатно выразился я. Встал из-за стола, нервно заходил по окружающему пространству взад-вперёд. Ну, бабы! Бабьё! Ещё не начал строить прайд, а меня уже сделали, как котёнка! Поставили на полку, на которой буду стоять, пока они, как порядочные львицы, будут охотиться и расширять ареал. И главное спелись! Уже трое из пяти, и это не то, что не конец представления, но даже не начало! Твою же бога душу!..

Минут через пять пришёл в себя, сел на место, налил из второй открытой бутылки полный бокал и залпом осушил. Немного полегчало, хотя это, наверное, всё же самообман. Но главное успокоился настолько, что смог связно и не матерно говорить.

— Значит, моя текущая жена, дабы тебе примириться со мной, выбирает для тебя колечко, которое ты как бы оденешь, когда станешь моей женой после неё. Так?

— Да. — Гордый кивок. — Ты умеешь выбирать хороших, правильных женщин. Это хорошая черта и для мужчины, и для политика.

— И теперь получается, — продолжал я, — что уже ты в случае её возвращения не оставишь её и пристроишь. Она уже НЕ служанка, а нечто большее.

— Пристрою — да. Но куда — тут соглашусь, будет зависеть от её выбора. Не буду спешить.

Нуттис-фруттис. Связался с ними на свою голову.

— А если я против? Против всего этого гарема и свистопляски вокруг него?

Она ехидно заулыбалась.

— Сам сдаёшь позиции, милый? Или возвращаемся к острову?

Пауза, и с горячностью в голосе:

— Нет, Хуан, то, что мы обсудили только что — это декларация. О намерениях. — Глаза её грозно засверкали. — Я согласна на твой конструкт и подпишусь подо всеми твоими теоретическими наработками, в этой грёбанной жизни всё совсем не так, как мы хотим, и будет так именно, как ты расписал, если мы не начнём превентивно реагировать. И я готова реагировать! Но намерения меня не устраивают. Я хочу конвенцию, обязательства! Я хочу прижать тебя, сукиного сына, к стенке, и заставить выполнять то, что ты декларируешь! И только попробуй своё же собственное слово нарушить и сделать что-то сверху. Тут тебе не только я и Мерседес, тут и Санчес, а позже и остальные, если договоримся с ними — мы все тебе яйца отрежем!

Но я — главная! — Снова блеск сверхновых в глазах. — И буду ею всегда, что бы ни случилось и кто бы вокруг ни вился! И ты или подтверждаешь это делом, или катись к чёртовой матери за орбиту Макемаке!

— Всё сказала? — хмыкнул я.

Кивок.

Встал из-за стола. Взял синюю коробочку, подбросил в руке.

— К чёрту! Ко всем чертям такую хренотень и ваши сговоры! Я не буду плясать под вашу дудку! — И плавным движением отправил коробочку в полёт себе за плечо, предварительно просчитав, чтобы упала в проходе между столиками, никого не зацепив.

— Что-о-о-о? — Изабелла подскочила, глаза ошарашенные, навыкате, раскрыв от изумления и ужаса рот. — Что-о-о? — Вдох-выдох. Вдох-выдох. Наконец, взяла себя в руки и произнесла спокойнее, тоном, которым спрашивают последнее слово перед тем, как начать убивать. — Это что сейчас было, Шимановский? Ты потерял не только страх, но и совесть? Думал, пал ниже некуда, и тут снизу постучали? Ты не охренел ли, мальчик с района космонавтов?

— Нет. — Я встал перед нею на колено. Достал бордовую коробочку, переданную сеньором Буффало вместе с моим ключом в навсегда, из кармана. Раскрыл и поднял перед нею, чтоб она видела содержимое. — Изабелла Веласкес! Я, Хуан Шимановский, в здравом уме и трезвой памяти, прошу твоей руки! Стань моей женой!

Сзади, за моей спиной, жидко захлопали. Концертом в конце своей разборки со швырянием колец мы привлекли внимание всех окрестных столиков. Людей там было немного, но те, что были, поддерживающе нам аплодировали, и я получил ощущение дежа вю. Это уже было, и было это здесь же, в этих стенах, полтора года назад.

— Согласна ли ты стать моей женой, — продолжал я, почувствовав волну, — и быть рядом в горе и радости, печалях и болезнях, и всё такое. Чёрт возьми, я не знаю, что говорить, чтоб было красиво, я просто люблю тебя, и хочу, чтобы ты провела рядом со мною остаток моих дней. Выходи за меня замуж!