Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 3 и 4

Этот запах… Запах Марины… МОЕЙ Марины!.. Как же я по нему соскучился!..

Лицо. Шея. Бретельки полетели вниз, как и весь верх платья, а затем куда-то исчез её лиф. Я целовал её груди, я ласкал её везде, куда дотягивались мои руки, я… Блаженствовал!..

…Но это блаженство одновременно было нашим общим адом. Я НЕ МОГ взять её! Хотя она именно на это и настроилась. Приглашающе выгнулась, попой ко мне, уперевшись руками в стенку. Мне осталось только одно, но это одно означало бы, что я — человек, недостойный серьёзного к себе отношения. Ибо не могу держать слово.

Я не забыл о Бэль, нет. И её груди мелькали перед глазами на периферии, когда я ласкал груди Марины. Я даже пытался сравнивать их, но именно что пытался — нельзя сравнить два совершенства. Они просто разные. Да, у Бэль чуть больше, и другой формы… Но размер и форма не имеют значения. Меня колотило от осознания ловушки; хотелось биться головой о стену…

Но — сдержался. Как — не понимаю, просто констатирую результат.

Однако что бы ни происходило, хоть бомбёжка города вражеской эскадрой, МОЯ девочка не должна уходить неудовлетворённой. Так гласит одна из аксиом воздействия, вбитых мне Катариной на занятиях в подкорку. А потому мне вновь пришлось вспоминать практикум и подключать к работе все доступные конечности, подключив которые, я смогу с лёгкостью говорить, что не изменял, и невинно хлопать ресницами. И пусть Марина меня после сегодняшнего будет ненавидеть, это лучше, чем обломать её в таком состоянии.

К машине шли молча. Она опустила голову и не хотела поднимать, я же чувствовал себя слишком раздраенным, чтобы пытаться связать мысли в кучу. А вот и её красавица «Вега». Правда, шикарная машина, и очень ей идёт под цвет… Да не под цвет даже, просто идёт, такое сложно объяснить. Марина подняла люк кабины, обернулась.

— И всё?

Глаза её старались не сильно обвинять меня. Неприязни и разочарования во мне там было меньше разочарования в ситуации. Но полностью обиду не скроешь.

— Ты знаешь, я не могу, — залепетал я. — Просто не могу, и… Дал слово.

— Знаю. — Вздох, и… Она вновь прильнула ко мне. Правда в простых асексуальных объятиях, но мне и они были как удар током. — И за это отдельно уважаю тебя, мой кабальеро!.. Мало кто может держать слово ТАК!

— Будешь ждать? — спросил я на ушко.

Скупой кивок.

— А что мне остаётся?

Пауза.

— Это не разум, это сердце, Хуан. Если хочешь, интуиция. Но она говорит мне, что ты не сможешь быть долго с нею. Не сможешь ТОЛЬКО с нею. — Отстранилась, заглянула мне в глаза. — А потому не вздумай потерять Паулу!

Я откинул со лба ей волосы.

— Слушаюсь, сеньора тайный советник! — И впился в её губы. Без героизма, просто поцеловать на прощание. — Держи. — Сунул ей в руки насквозь мокрые трусы, что снял с неё в подъезде. Подпихнул под попу к кабине. — До встречи, советник!

— До встречи, рыцарь! — Воздушный поцелуй.

— Брат, если хочешь поговорить… Я это… Всегда выслушаю!

Это Тимур заявил мне, отозвав на секунду в кабинет Паулы (как окрестили теперь комнату отдыха), протягивая открытую бутылку пива. — Нет, не думай, я не лезу, и не советую — тут хрен что посоветуешь. Просто когда люди говорят… Ну это, о проблемах… О бабах там, и не только… Они сами начинают лучше понимать в своей жизни, мысли устаканиваются.

Я отрицательно покачал головой.

— Пробовал, дружище, не помогает. — Вздохнул, взял бутылку и выглушил половину в один присест. — Я НЕ ЗНАЮ, почему так реагирую. Но оттолкнуть не могу. Ни одну, ни вторую. Хотя бельчонка… Люблю. — Из груди вырвался тяжёлый вздох. — Сильно люблю. И ни на кого не променяю. Но…

Вернул марсианину бутылку и пошёл за вещами — где-то оставил тут документы для встречи с сеньором Кастро. А уходя, не увидел, но почувствовал напряжённый, полный смешанных чувств взгляд рыжеволосой красавицы, буравящий спину.

Сеньор Кастро был немолод. Не стар, нет, но золотая пора у него не так давно подошла к концу, завершившись пятидесятилетним юбилеем. Он был седым невысоким полноватым человеком с добрым выражением лица, чертами напоминающего выходца из Перу или Боливии — в нём играло достаточно индейской крови. Но в то же время черты были плавными, не резкими, в отличие от большинства представителей этой расовой группы. Мягкий метис.

Сеньор этот вёл свой блог, и тот пользовался популярностью среди широких масс подписчиков. Широких и… Интеллигентных. Ибо профессор Кастро являлся преподавателем и венерианского экономического, кафедры истории и политологии, имел научные степени и соответствующий уровень мышления. То есть был не просто образованным человеком, а самым настоящим занудным академиком, в самом широком смысле этого слова. Каждое своё слово, каждый аргумент всегда подтверждал и не терпел голословных обвинений хоть в свой адрес, хоть в чужой. Такие люди никогда не станут кумирами масс, ибо сеньор нарушал самый первый и самый важный пункт правил массмедиа — кричать громко, а не правдиво. Ибо кто громче кричит, тот прав потому, что его больше услышат. Проверять же услышанные факты ниже достоинства истинного диванного вояки.

Но палка о двух концах, и то, что отталкивает массового зрителя, отлично легло на зрителя думающего, и в блоге сеньора Рохелео «паслись» и «пасутся» люди, айкью которых оставляет далеко позади быдломассу. Историки, актёры, режиссёры, писатели, публицисты, политологи, и другие деятели науки и искусства. И что важно, эти люди имеют пусть и ограниченные, но рычаги влияния на общества, их со своим мнением нельзя просто так сбросить со счетов, как грузчика Себастьяна из Санта-Марты, или охранника супермаркета дона Педро из Авроры. Баталии и холивары на его портале разыгрывались нешуточные, но от обычных, к которым применимо слово «срач», кардинально отличались чёткой аргументацией. Что в свою очередь привлекает внимание менее продвинутых и одарённых, но желающих приобщиться к высокому слогу зрителей. На момент, когда мы с сеньором связались, у него было около четырёхсот тысяч подписчиков, причём только половина айпишников определялась как представляющие Обратную Сторону.

Собирать информацию о преступлениях, на которые власти «забили болт», нарушая все законы логики, по его словам, сеньора сподвигло дело его друга. Друг его был ассистентом соседней кафедры, выходцем с Той Стороны, и его как-то очень некрасиво «прессанули». На глазах у всего универа, одного из главных ВУЗов столицы. Он помог другу, вытащил из тюрьмы и посодействовал реабилитации — иногда зарвавшихся силовиков поставить в стойло можно. Но по его словам, таких дел, где он что-то мог поделать, было всего четыре. Из нескольких сотен.