Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 3 и 4

Как я подозреваю, что-то у сеньора было не так на личном фронте. Дважды женат, дважды в разводе… Время на хобби оставалось. Ибо это было не просто на увлечение, как у других (Хуан Карлос, например, корабли мастерит), а скрупулёзное вытаскивание и подшивание фактов и документов по многим делам, что требует колоссального времени и терпения. Конечно, любому блогеру всегда помогает куча волонтёров, и тем больше, чем раскрученнее блог, но всё равно вся организационная работа была на нём, и я с недавних пор понимаю, насколько это непросто. На мой взгляд, такая устремлённость это Цель, Смысл жизни. Стезя, выбранная им. И именно поэтому мы на него клюнули.

Сейчас число подписчиков сеньора перевалило за восемь миллионов и продолжает расти, а в комментариях к каждой статье и каждой записи творится настоящий беспредел, с тысячами комментов в минуту. Ну, бывает и тысячи, хотя в целом, разумеется, поменьше. А подписка — это, само собой, реклама. А реклама — это деньги. Сеньор стал обеспеченным и важным (хотя и до этого не страдал от безденежья), и на мой беглый взгляд просто лоснился показным имиджевым видом — костюм и галстук его были из последней коллекции от кутюрье, достойны императора Южноамериканской империи. Но вот лицо сеньора Рохелео при этом выражало полную отстранённость от каких-либо меркантильных вопросов. Сеньор был подавлен и растерян, деньги волновали его в последнюю очередь (если он вообще их замечал). Я чувствовал, он на грани депрессии, и для продолжения сотрудничества с ним нужно срочно что-то делать.

— Два мороженных, — заказал я подошедшему официанту. — Клубничное и шоколадное. Сеньор, клубничного?

Сеньор Кастро равнодушно кивнул.

— И два какао с вашими фирменными булочками, — закончил заказ я.

Мы встречались с ним в детском кафе в одном из центральных куполов. Всегда здесь, в этом кафе, все разы. Почему — не знаю, не мой выбор; какие-то у сеньора с детским кафе были ассоциации. Знаете, у людей, читающих детективы, всегда есть какие-то навеянные романами пунктики, никак не связанные с реальной жизнью. Но не смеялся над этим выбором даже мысленно — а почему бы, собственно, и не здесь?

— Вот следующие имена. Пять дел, двенадцать человек. — Положил на стол жёлтую папочку с распечатками, отобранными Паулой и ребятами.

— Хорошо, — кивнул сеньор. — Я размещу. Но Хуан, на сей раз прошу не говорить, кто из них будет конечной целью.

Я пожал плечами. Нехороший звоночек.

— Как скажете.

Помолчал, пронзая его глазами.

— Сеньор, проблемы? Кто-то вам угрожал?

Мимо, мой компаньон даже не дёрнулся.

— Тогда что случилось, почему вы сам не свой? — требовательно сузил я глаза.

Он молчал долго. Бегал глазами вокруг, боясь встретиться с моими. Затем скривился, и только приготовился отвечать, как официант принёс мороженное и какао.

— Вот, сеньоры. Приятного аппетита.

Я взял свою вазочку и принялся трескать шоколадное. Люблю хорошее мороженное, а доводится есть его редко. Как-то не до сладостей.

— Сеньор, мы делаем большое дело, — решил я немного развеять атмосферу и настроить его на рабочий лад. — Каждый из нас свою часть, небольшую, но в целом одно дело, и дело это огромно. Не мне говорить вам о его важности.

Сеньор Кастро подвинул к себе вазочку с клубничным и стал неохотно ковырять его ложкой.

— Если у вас какие-то проблемы, вы должны рассказать, — продолжал давить я. — Потому, что в случае чего, пострадаете не только вы.

— Хуан, сколько тебе лет? — усталым голосом произнёс сеньор.

— Почти двадцать.

— Двадцать!.. — потянул он. — Ты молод, горяч, считаешь, что всё в этом мире вам, молодым, по плечу. Так?

Я кивнул.

— Это не так, мой мальчик. — Сеньор Рохелео поднял-таки наконец глаза и покачал головой. — В двадцать я тоже так думал, но… Позже передумал. Не всё нам подвластно. — Пауза. — А самое главное, что за всё потом в этой жизни придётся платить! Даже за мечты.

— То есть вы хотите «соскочить», — перевёл я его рассеянный монолог на испанский.

Он скривился, его даже покоробило.

— Нет, не то, что хочу! Скорее наоборот, не хочу! Ты оказался тогда прав, это, действительно, кайф, лицезреть, как оживает дело твоей жизни. Как подонки, на которых ты годами собирал материалы, получают воздаяние. Но… — Вздох. — Хуан, я против УБИЙСТВА!!!

Сеньор воскликнул шёпотом, чтобы не привлекать внимания — вокруг были семьи с детьми, оно нам ни к чему. — Понимаешь, юноша, когда я всё это собирал, я хотел, чтобы они получили воздаяние, ты прав в формулировках. Но представлял я его себе сильно иначе.

— В виде тюремной камеры и приговоров суда, — усмехнулся я. Понятно, сеньор «поплыл». Отпечаток мировоззрения интеллигентного профессора, считающего либеральные идеи ценностями. И его надо срочно вытаскивать, пока не стало поздно.

— Да, именно, с гордостью поднял он голову, — я верил в высшую СПРАВЕДЛИВОСТЬ! — Последнее слово сеньор тихо, чтоб не услышали за соседними столиками, прорычал. Подался ко мне, зло сверкая глазами. — А СПРАВЕДЛИВОСТЬ, юноша, это когда адресата находит наказание, которого он пытается избежать. Ключевое слово тут НАКАЗАНИЕ. Если он заработал пожизненное — он должен сгнить в тюрьме. Набрал на вышку — значит расстрел. Двадцать лет на искупление — значит двадцать. И чтобы все вокруг видели и знали, это — преступник! И если они сделают то же самое, также будут сидеть, или стоять у расстрельной стенки. [3] Такие атавизмы, как моратории на смертную казнь, права преступников и многие другие либеральные ценности в двадцать пятом веке в суровом мире Золотой планеты отсутствуют, как понятия.

Но расстреливать должно ГОСУДАРСТВО, Хуан! — снова сверкнул глазами сеньор Рохелео. — Которому мы, каждый из нас, передаёт своё право на реализацию и поддержание справедливости. Только оно должно наказывать — в этом его функция и роль! Потому, как каждый из нас — необъективен.

Твои же друзья… Просто убивают. Уничтожают. Как варвары. Как бандиты. Они и есть бандиты, с большой дороги. И то, что убивают преступников, не делает их благородными рыцарями. Они самые настоящие кабальеро плаща и кинжала, которые СЕГОДНЯ мочат плохих парней. А что будет завтра? КТО будет завтра?

— Сеньор, представьте волчью стаю, — резко одёрнул я. Взяло зло. Достали эти либеральные бредни. Но срываться нельзя, надо УБЕЖДАТЬ. Находить слова. А это куда сложнее, чем просто врезать, или всадить в живот обойму. Но я попытаюсь. Отступать мне некуда. — Сеньор, кто правит волчьей стаей?

— Вожак? — недовольно хмыкнул сеньор Кастро.

— Нет. — Я покачал головой. — Вожаки приходят и уходят. Молодой сильный волк бросает вызов и побеждает старого вожака, и вместо него «рулит» стаей, но при этом жизнь стаи не меняется никак. Всё, что в ней было, остаётся таким же. Все сложные взаимоотношения между отдельными волками и их группами как были, так и функционируют дальше. Личность вожака никак на это не влияет.