Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 3 и 4

— А теперь ты не против, если я попрошу проводить меня назад к вокзалу? Скоро поезд, мне ещё три часа пилять в Альфу, гори она огнём! — Я про себя выругался.

— Если признаешь, что Омега красивее Альфы — с удовольствием!

— Что это? — спросил сеньор Васкес, он же Пикассо, главред пятого канала, одного из ведущих сетевых агентств новостей на планете.

Женщина, сидящая перед ним в призывной позе, поджав одну ногу под себя (с юбкой такой длины, как у неё, поза будоражит воображение даже в его возрасте), улыбнулась.

— Досье. На некую Розу Розенберг по прозвищу Толстожопая РоРо. Последнее только для своих. Инспектор комиссии по цензуре департамента культуры. Отличилась тем, что «засыпала» много хороших коллективов, в том числе именитых продюсеров. Врагов — не меряно! Но берёт за работу не просто много, а неприлично много.

— И что на неё есть? — постучал сеньор подушечками пальцев по столу.

— Мало что. — Женщина пожала плечами. — Воспитала дочь, пошедшую не тем путём. Дочь решила попытать счастья на ниве розовых отношений, и только что выложила красивые порнографические снимки себя и подружек во ВСЕХ социальных сетях.

— ТОЛЬКО ЧТО? — уточнил Пикассо.

Кивок женщины. И обезоруживающая улыбка.

— Конечно. Эти люди знают, что делают. Если сказали выложила — значит выложила.

— М-да, даже если не собиралась, — забарабанил сеньор ещё сильнее. Ну, не собиралась, а выложила — бывает, это не его проблемы. Но дело не тянуло на сенсацию от слова «никак», и это проблема.

— Это ПРОСЬБА моего контакта в окружении Веласкесов, — сверкнула глазами женщина. — Того самого. Раскрутить маховик с Розенберг, попытаться дискредитировать комиссию.

— Инесс, — вздохнул Пикассо, — ты же понимаешь, мы не занимаемся ерундой. А это — фигня. Полная.

— А ангар с горящими трупами — не фигря? — пригвоздила любовница его взглядом. — Драка в школе? Ведь классная волна же тогда получилась! Сервантес в истерике билась!

Уела.

— Это его условие?

— Да. Теперь мы должны показать, что обладаем достаточным профессионализмом для сотрудничества с ними. Раскрутить бомбу любой дурак сможет, а как раскрутить дело с такими жалкими входными данными, как здесь? Но мы же специалисты, пупсик, да?

Мужчина почувствовал, что во рту пересыхает, а галстук безбожно давит. Чертовка тем временем вытащила ногу из под задницы, засветив на мгновение белые кружевные трусики. Которые он будет сегодня вечером с неё снимать…

Боже, о чём он думает!

Сеньор Васкес покачал головой, отгоняя наваждение.

— Я могу поднять волну. Но в ней нет смысла, если не «пришить» к делу что-то по-настоящему серьёзное.

— Пабло, не держи меня за дуру, никогда не поверю, что у тебя нет материала на наших доблестных цензоров. Они зажрались, это понятно уже давно. А ещё там край непуганого зверья. Если начать шуметь, они как бараны сбегутся поглазеть и сами потопчутся по своей же репутации. Считаю, нам надо рискнуть.

Она встала, обошла его кресло и положила руки на плечи. После чего начала медленно спускаться вниз, к груди.

— Инесс! Инесс! — одёрнул её руки он. — Прекрати. Подожди, мне надо подумать.

Она села на место, но больше не использовала женских чар, держась в рамках. Даже нога, закинутая за ногу, была закинута без намёков, почти скромно.

— Знаешь, я давно думал над этим вопросом, — начал он. — Там и правда край непуганого зверья. Но! У меня нет железного материала о коррупции в комитете. Просто нет и всё. Не прямо сейчас. Завтра — да, завалю им, но не сегодня.

— В чём проблема? Займи на денёк? Не хочешь делить славу?

В точку. Сеньор улыбнулся.

— Пабло, я не хочу терять контакт потому, что ты забыл, с какого места начинаются новости! — вдруг зло сверкнули глаза женщины. — Включай голову и думай. А если начнёшь терять память, вспомни о вендетте корпуса ангелов. Это ТОЧНО не последний хороший от них репортаж.

Она встала, собралась выйти. Он остановил:

— Инесс, зачем тебе «Цитадель»? Ты понимаешь, что не просто освещаешь изнутри, но работаешь на них?

Он знал больше, чем она предполагала. Инесс понимающе улыбнулась.

— Чтобы правильно освещать тренды, надо быть внутри системы. Да, Пабло, раз ты в курсе, прошу дать мне больше пространства для маневра. Дай мне это направление.

Сеньор Васкес покачал головой.

— Перейдёшь дорогу слишком многим, кто пасётся на этой теме. Нет. Но как насчёт собственной авторской программы, посвящённой «Цитадели» и национальному вопросу?

— Договорились.

Женщина улыбнулась. Добавила:

— И ещё, Пабло, просто поверь. Тренды в нашем мире скоро несколько поменяются. Как национальные, так и музыкальные, так и несколько иные. Мне НАДО быть там, чтоб успеть. Не мешай работать, пупсик. Договорились?

Он вздохнул и махнул ей рукой. Она довольно хлопнула ресницами и вышла, оставив в кабинете стойкий сладкий запах духов.

Главред открыл папку и ещё раз вчитался в написанное. Хмыкнул. Включил селектор:

— Сара, ближайшие полчаса меня нет.

— Да, сеньор, — ответила секретарша.

После чего сеньор главный редактор набрал по памяти номер и завихрил изображение на всю стену напротив себя.

«Трубку» сняли быстро. Перед ним стоял почти такой же стол, заваленный распечатками, за которым сидел сеньор лет сорока пяти и пил кофе. Видно выкроил минутку на перерыв.

— О, Пикассо! Здравствуй, дорогой друг! Думаю, что это не звонишь? Совсем забросил старых приятелей! Или боишься как в прошлый раз продуть в трёх сетах?

— Эх, Мигель! Твоими молитвами! — показно вздохнул сеньор Васкес. — Дела, куда от них деться, негодных!

Пауза.

— Мигель, помнишь ты говорил, у тебя есть пара интересных материалов по поводу коррупции в комиссии по цензуре?

— Ну? — скорчил выжидательную мину собеседник.

— У меня есть материал о низких морально-волевых качествах сотрудников этой непростой организации. У тебя — об экономических просчётах. Понимаешь намёки старого друга?

— Если составишь компанию на выходных — пойму! — усмехнулся Мигель, такой же, как и сеньор Васкес, руководитель крупной медийной империи. — Спорим, я тебя снова в трёх сетах уделаю?

— Может лучше в гольф? — скривился сеньор Васкес.

— Эх, только из уважения к твоим сединам!

Пауза. Лицо собеседника посерьёзнело.

— Продолжай.

И сеньор Васкес начал делиться пришедшеми мыслями.

— Смотри, эти люди говорят нам, что мы можем слушать, что нет. Что можем смотреть, а что для нас вредно и противопоказано. Театр. Кино. Музыка. Они контролируют всё. Разве что аллеи в Малой Гаване пока не под ними, тамошние криминальные бароны их туда тупо не пускают. А кто эти люди, что за нас решают? Хапуги? Воры? Взяточники? Серые наёмники, за взятки «убивающие» проекты конкурентов заплативших им продюсеров? Разве люди с такими моральными императивами имеют право судить НАС, ибо цензурируя кино и музыку они косвенно судят?