Сергей Кусков - Под перекрёстным огнём (том 1)

— Шапкозакидательство, — глубокомысленно изрёк я.

— А? — Она попыталась повернуть голову, но я сидел ровно сзади. Нежно поцеловал её в шейку, как любят девчонки.

— Это русское слово. Означает то, что ты сказала. Пренебрежение опасностью или сложностью задачи. Обычно после шапкозакидательства бывает суровый «отходняк», как после провалов проектов биосферы и термояда.

— Я знаю русский, Хуан. — Судя по голосу, личико её высочества прорезала недоуменная морщинка. — Но иногда, общаясь с тобой, не уверена в этом. У тебя столько идиоматических выражений… Откуда ты их все знаешь?

— В школе стремился стать русским, в пику большинству-латинос, — признался я. — Пришлось выучить, чтоб подкрепить сие утверждение чем-то, кроме голословных деклараций.

— Успешно?

— Как видишь.

Мне нравился наш с ней переход на искренность. Я чувствовал, иногда в разговорах она делилась со мной вещами, о которых молчит, о которых не может ни с кем поговорить. Ну, кроме вездесущей Сильвии, да и той расскажешь не всё уже в силу того, что некоторые вещи её вряд ли интересуют. Да те же биотехнологии, например! И я отвечал ей взаимной откровенностью, ибо ничто так не сближает людей, как доверие. Секс? Как говорится в старом венерианском анекдоте: «Секс еще не повод для знакомства, сеньор!» Духовная близость — вот, что поможет мне удержать её, как бы ни развивались у нас отношения на физическом уровне.

— Но зачем? — всё-таки недоуменно нахмурилась она, отчаявшись переварить эту информацию. — Зачем становиться кем-то назло другим?

— Из глупого протестного желания, «Я не такой, я лучше вас. Честнее, чище и всё такое». Но глупого уже потому, что на тот момент не разбирался, кто такие поляки и чем от русских отличаются. Для меня Полония была частью русского сектора. Мама не настаивала, не разъясняла и я… — Я грустно усмехнулся. — В общем, задавшись целью, я перелопатил тонны материала по русскому языку, и многие вещи выучил назубок, по книге. Получилось так, будто всю жизнь прожил в этой среде. Но только той, в которой те книги были написаны, вот что важно! А это явно не двадцать пятое столетие. Может так, как говорю я, говорили сто, двести или даже триста лет назад?

— Мой папа из России, — задумчиво произнесла Фрейя. — Мы дома часто общались в детстве на его языке, для развития, да и сейчас в его присутствии постоянно с языка на язык перескакиваем. Но я не знаю и десятой доли того, что знаешь ты.

Пауза.

— Это интересный подход, Хуан. Не думала, что кто-то в наше время способен получить энциклопедическое образование. Кто-то за пределами аристократии, — уточнила она и тут же оговорилась:

— Хотя среди аристократии таковых нет уже больше полустолетия. А может и больше.

Поправка про аристократию обожгла, но не особо. Я ведь действительно странный. А уточнение о деградации высшего сословия даже немного согрело душу.

— Вот видишь, — как бы поставил я точку, — какой я гениальный! Тебе повезло со мной!..

…Но то, что я такой особенный, ни в коей мере не означает, что ты нравишься мне меньше!.. — прошептал я ей на ухо, наклонившись, переводя тему в нужное на данный момент русло. Одновременно давая волю путешествующим по её груди и телу рукам.

— Хуан!.. — вспыхнула она, резко вдохнув. Я не видел лица, но почувствовал, как она довольно заулыбалась. Тело её высочества выгнулось, но сопротивлением это назвать было сложно.

— Слушаю? — ответил я максимально сосредоточенным голосом.

— Хуан, так нельзя! — «Что ж ты, нехороший эдакий человек, тормозишь? Долго мне еще ждать?» — читалось в интонации. — Тут люди ходят, а ты меня так откровенно лапаешь!

— Помнится, на пляже ты никого не стеснялась, — заметил я. — А люди здесь те же, что и там. То же самое закрытое замкнутое сословие, где вы все друг друга знаете и всяко друг друга видели.

— Это другой клуб, — покачала она головой. — Тут другие рамки приличия.

«Ну и когда ваше превосходительство начнёт меня раздевать?» — перевело её реплику подсознание.

Мысль хорошая, и я потянул вверх её топ — бретельки и завязки мною предварительно были уже спущены и развязаны.

Сопротивления вновь не последовало, если не считать за таковое недовольное мычание. Следом за топом на траву полетел лиф. Красивый, от модельера, расшитый то ли мелкими драгоценными камешками, то ли, что вероятнее, их заменителями — Фрейя не из тех, кто сорит деньгами просто так там, где можно этого не делать. Королева должна быть бережливой, хозяйственной. …Хотя, это же девчонки! Всё может быть.

— Ты очень наглый, — произнесла её высочество.

— И именно это тебе во мне нравится, — согласился я.

— Мне нравится в тебе не только наглость, — покачала она головой. — В тебе есть ещё и достоинства. Однако есть и недостатки, и некоторые из них меня просто бесят.

— Например?

— Например, что ты строишь из себя девственницу! — грозно сверкнули глаза Фрейи. Нет, не видел, она сидела спиной, но почувствовал по голосу. Про себя выругался — опять двадцать пять!

— Тебе мало наших прошлых разговоров? — мгновенно налился сталью мой голос. — Хочешь опять поссориться?

Но ссориться сейчас было не с руки. Сглаживая обострение, я тут же по-хозяйски положил руки ей на грудь, откинув её голову назад, на себя.

— Если не нравится — так и скажи.

— Да нет, нравится, — включила она реверс. — Просто до сего дня мне ещё никогда не приходилось укрощать строптивых. У меня нет опыта, Хуан. В отличие от тебя.

— А у меня он откуда? — фыркнул я в ответ. — Если ты про корпус, то зря. На меня там все сами прыгают, никого укрощать не требуется. Наоборот, только успевай уворачиваться.

— А Мерседес?

Одно слово, одно имя, а сколько информации! Я вновь про себя выругался.

— Она тебе не угрожает, — покачал я головой и принялся разминать ей шею и плечи. Как бы признавая, что да, укрощал. Но ведь делал это не целенаправленно! И кто из нас кого укротил в итоге — тот ещё вопрос. Но говорить о Мерседес с Фрейей нельзя — будет только хуже.

— Пока — да, — согласилась она, — не угрожает. Но так будет не всегда.

— Если у нас всё будет хорошо, я буду держать её на расстоянии, — совершенно честно заявил я, ибо действительно так думал. — И вообще, если бы хотел — я бы был сейчас с нею, а не с тобой. Чувствуешь?

— У тебя приказ, — отрицательно покачала она головкой. — Сирена имеет на тебя виды. Да и мама — без неё моя любимая мачеха не ударила бы палец о палец.

— Для того, чтобы быть главой корпуса и влиять на тебя и государственную политику, мне не нужно быть твоим любовником или консортом, — возразил я. — Достаточно жениться на твоей сестре. Я автоматически легализуюсь как родственник и член семьи, и смогу дать пендаля Себастьяну и ему подобным на логичных основаниях. И поверь, буду защищать твою власть не хуже, гораздо менее завися от твоих королевских прихотей.