Сергей Кусков - Под перекрёстным огнём (том 2)

Музыка стихла. Я отстранился. Бэль, до того момента скованная перманентным ступором, пришла в себя.

…Ай, как больно! Сильно, девочка! Очень сильно! Хлёстко и картинно, работая на зал. Сделаю отметку — пощёчины ты бить умеешь.

Снежная королева снова раскрыла рот, пытаясь одновременно что-то сказать, и придумать, что делать, но не зная, что именно говорить и делать… И парни вновь заиграли. Выбились из графика, мы договаривались о другом, но профессионалы на то и зовутся этим высоким званием, что сами чувствуют и понимают, что надо клиенту.

Снова нечто латинское, зажигательное и взрывное. С Северными напевами, лишь ещё больше нагнетающими атмосферу боя, борьбы.

Под музыку она быстро сообразила, довольно сверкнула глазами и пошла в атаку. Закружилась вокруг меня, подалась ко мне… И взяла меня сзади в захват. Естественно, танцевальный, не принимайте мои слова буквально, но для всех вокруг, да и меня самого, это выглядело натуральным захватом. И огромный нож с широким лезвием, какой используют для разделки мяса… Человеческого мяса… Ну, то есть это был клинок из снаряжения венерианского спецназа. Приставленный к моему горлу, он сказал всё даже тем, кто в танцах совершенно не разбирается.

Толпа ахнула — смело! Нож всё же оружие, а этот нож — вообще… Оружие из оружий! Но я стоял ровно, не поддался поднявшейся было липкой волне паники. Подался назад, влево… А теперь рукой её за талию. В этом месте музыка делает пик — потянуть и крутануть сеньориту, поймав её ладонь и не выпуская оную. Порезаться? Мог. Но она не девочка, ускорение сознания прошла, и не должна была меня порезать. Ну, во всяком случае, я на это надеялся.

Моя смелость ей понравилась. Довольно сверкнув глазами, она пошла в новую атаку. Крутанулась, вырвала руку и…

…И вот я снова с лезвием у горла, стою на колене перед ней.

Ах так, стервочка? Ну что ж, поиграем! Начнём со школы артистов-бродяжек Малой Гаваны — её ты со своим классическим воспитанием не знаешь, а значит, беззащитна. Но окончим чем-то поистине классическим, для закрепления разгрома.

…Дальше началась борьба. Тоже борьба, как и до этого, но если первый этап нашего танца можно было назвать «драка на татами», то теперь «бой без правил на выживание». С холодным оружием в прямом смысле этого слова.

Бэль давила. Сантиметр за сантиметром, метр за метром выигрывала у меня клочки танцпола. Я уходил в сторону, убегал — танцпол-то немаленький, обнуляя её победы… Но всё начиналось снова и снова. Серёга снова прочувствовал ситуацию и начал ускорять темп. С ребятами мне повезло. А вот повезёт ли выжить?

Если можно как-то показать в танце обманутую разъярённую женщину, то сегодня Бэль продемонстрировала, что может устраивать в этом вопросе мастер-классы. Она давила, нож в её руках порхал, пару раз сделав надрезы на моих груди и животе. Порезала рубашку и чуть-чуть кожу — я оказался прав, умеет играться с такими игрушками и на сверхскорости. Конечно, пытался её урезонить, «вставить слово», но не получалось. Она не хотела идти на контакт. И всё это — в танце!

Второй акт закончился приёмом, который театралы называют «богом из машины». Вокруг нас, порхающих друг вокруг друга, устроивших недетские разборки с поножовщиной, появился третий вихрь, ярко-жёлтого цвета, переливающийся и светящийся фосфором в подсветке зала. Вихрь сделал вокруг нас оборот спирали и отсёк сеньориту от меня. Гортензия встала перед Бэль, загородив меня спиной, сложила руки на груди. Затем требовательно протянула ладонь: «Дай сюда!» Видимо, грозно нахмурилась — лицо её мне не было видно.

Бэль не стала ломаться и протянула оружие. Хозяйка Осени взяла его… И в этот момент зал захлопал.

Только тут до моей Снежной Королевы дошло, что мы — танцуем. И находимся в центре внимания всего клуба. Угу, всего — вон, народу вокруг нас раза в три больше, чем изначально находилось в малом зале. Это её немного отрезвило — вот и отлично, а то я уже отчаялся и собирался идти на крайние меры. Меж тем Серёга снова всё понял правильно, и музыка заиграла вновь.

Теперь центром стали они, две Хозяйки времен года. Бэль крутилась вокруг Гортензии, словно оправдываясь, та крутилась вокруг Изабеллы, словно делая некий выговор, нагоняй, что-то объясняя, причём элементарное, что знают все, кроме неё. Я двигался кругами противотоком вокруг них, по внешнему контуру, и пока моего присутствия не требовалось…

Но вот и этот акт сегодняшней борьбы закончился. Музыка стихла, и Гортензия, поклонившись вновь зааплодировавшему залу, степенно удалилась, унося с собой грозное травмо- и смертеопасное орудие.

Я стоял и смотрел на Бэль извиняющимися глазами. Она смотрела на меня… Но я видел — сдулась. Ненависть и ярость, наконец, утихомирились в ней, уступили место ей-обычной. Которая пришла сюда не только чтобы согнать зло, но и многое выяснить. Не будете же вы что-то выяснять у трупа, в самом деле! Нам нужно многое сказать, нужны переговоры… И мы оба пока ещё помнили, как это делается.

Следующим был фламенко. Естественно, не обычный, а «боевой», «Северный». Под такой можно делать что угодно, не обязательно следовать классике. И мы не следовали.

Я извинялся. Каждым жестом. Каждым движением. Она порхала вокруг и каждым движением словно укоряла. Захваты и поддержки теперь подчёркивали глубину наших взаимоотношений, глубину её обиды и моего раскаяния. Наверное, это смотрелось круто.

Мы снова забыли про сверхскорость. Но выяснилось, что истинным профи она не так уж нужна. Это хотелка для демоса, не знающего, что делать, если то или иное движение не отрепетировано, а привычная музыка вдруг изменится. Нам было плевать на музыку — и я, и она чётко следовали правилам и заветам, которые я в первый вечер узнал от нашей золотой хозяйки. Не придумывали движения; те сами собой рождались из ниоткуда, и тела сами собой им моментально подчинялись. Мы чувствовали друг друга, и я было подумал, а зачем, блин, люди вообще что-то репетируют? Ведь вот так, в свободном плавании, танцуется гораздо эффектнее! И… Красивее?!

Но музыка сменилась вновь. Вместо боевых «северных» мотивов под жёсткое латинское пламя заиграла медленная лиричная композиция. Поросята, снова импровизируют — насчёт этой темы мы тоже не договаривались. Я перехватил сеньориту и повёл.

…Не сказать, что музыка была такой уж медленной — при желании и её можно было использовать для выяснения взаимоотношений. И Изабелла снова попыталась устроить шоу, то отстраняясь, то прижимаясь ко мне, демонстрируя букет из различных эмоций. Я поймал себя на мысли, что до сего момента в голову не приходило сравнить её и Гортензию, а сравнить их стоило. Ведь обе они танцуют примерно одинаково, на одном уровне. Да-да, любительница Бэль двигалась и чувствовала ритм не хуже профессионала Империи, входящую если не в десятку, то точно в сотню их лучших исполнителей! Но при этом там, где у дочери императора чувствовался голый холодный профессионализм, Бэль была самим огнём, пламенем. Жарким и необузданным, первозданной стихией. Там, где Гортензия брала безукоризненно отточенными годами движениями, действовала по наитию, но двигалась не хуже, хотя какие-нибудь высокие жюри известных конкурсов и посчитали бы это дерзновением на святое. Яркое пламя на фоне ледяного профессионализма. Безумная артистичность и чувство зала против холодного расчёта, помноженного на опыт. Нет, я бы не стал выяснять, кто из них лучше. Но с уверенностью скажу, кто хуже, несмотря на изнуряющие тренировки и усиленную мозговую раскачку.