Елена Ершова - Град огненный [СИ]

— В отпуске Игорек, — сухо говорит Марта, а на меня не смотрит, размеренно клацает красными ногтями по клавишам. — И шефа нет, если ты к нему.

— Не к нему.

Она презрительно опускает уголки губ и продолжает отстукивать ритм.

Выхожу на улицу перекурить: диск жжется во внутреннем кармане, легкие саднит от горького дыма, и я кашляю, вместе со слюной сплевываю капельку крови. Она падает в траву, расцветая, как крохотный алый бутон. Нехороший знак. Но мне почему-то не страшно. Голова пуста и легка — там клубится лишь дым, дым… выпускаю его кольцами, запрокинув лицо к серому небу.

С территории Института выруливает мусоровоз, но, не доезжая до ворот, тормозит. Из кабины спрыгивает васпа и размашистым шагом идет навстречу. Я не сразу узнаю его: некогда лысая, частично обожженная голова теперь покрыта ежиком волос — жидких, но все-таки своих. Вместо кожаного фартука — спецовка. А улыбка та же — слегка безумная, обнажающая десны.

— Сержант Франц!

Должно быть, произношу удивленно. Он хохочет, и серые глаза посверкивают из-под редких бровей.

— Узнал!

Не скажу, что встреча меня радует. Во-первых — Франц все-таки сержант, прошедший инициацию и верно прослуживший в должности до гибели Королевы. Во-вторых, он перекинулся на сторону Морташа, и наверняка неплохо себя чувствовал под его командованием, пока деятельность Шестого отдела не пресекли. Для многих перебежчиков реабилитационный центр стал тюрьмой, в особенности для сержантов.

— Давно вышел? — спрашиваю.

— Десять дней, — отвечает Франц и тоже достает мятую пачку. Сигареты у него дешевые, спички промокшие, и я со скрытым злорадством слежу, как он одну за одной ломает спички и чертыхается сквозь зубы. Наконец, сдается.

— Дашь прикурить, босс? — последнее он произносит подчеркнуто вежливо, в этой вежливости мне чудится насмешка. Но все же высекаю колесиком огонек, и Франц с удовольствием затягивается.

— Спасибо, босс! — говорит он и добавляет как бы между делом: — А я ведь с докладом. Собравшись было уходить, я навостряю уши и спрашиваю подозрительно:

— По поводу?

— По поводу смерти Пола.

Слова бьют как обухом по голове. Но Франц не спешит продолжать, с любопытством исподлобья посматривая на внушительное здание Института, на мой чистый лаборантский халат, на золотой ободок вокруг фильтра моей сигареты и надпись «Аурум» на пачке.

— А ты, босс, не бедствуешь, — наконец, произносит он и категорично заканчивает: — Только выглядишь хреново.

— Говори, что знаешь! — прерываю его.

Мне неприятны его слова. Неприятен взгляд. И неприятен он сам. Если люди считают, что преторианец — это бомба с часовым механизмом, значит, они еще не видели сержантов.

— Мне сопляк Берт доложил, — небрежно начинает он. — Помнишь? Из третьего внешнего Улья. Естественно, не помню, но признаваться не спешу:

— Дальше.

— Он на сбор приходил, босс. А я вот не смог. Хворал, — Франц разводит руками и недвусмысленно стучит себя по выпуклому лбу. Понятно, что отходил от теста Селиверстова. Некоторые долго отходят, почти так же долго, как после инициации.

— Он ведь мой ученик, — продолжает Франц и ухмыляется особенно неприятно. — Недоученик. Но субординацию знает. Так я подумал, почему бы нет? Что мне терять, босс, когда я уже в полном дерьме? — он окатывает меня злым и цепким взглядом, а я хмурюсь. — И скажу как на духу, босс. Мы все окажемся в дерьме, если не разберемся с этим.

Он затягивается, с наслаждением выпускает дым и выстреливает окурком метко в цветник, игнорируя урну.

— Докладывай по сути! — мне не терпится поскорее перейти к делу и закончить разговор.

— А суть такая, босс. Дежурил я этой ночью возле станции техобслуживания, где Пол работал. Изучил и свалку на пустыре. Любопытная свалка. Оказывается, туда не только рухлядь сбрасывают. Трупы тоже.

— Какие трупы? — переспрашиваю машинально, а у самого нехорошо под ложечкой царапает. Чуть-чуть не дожал Расс до раскрытия тайны. Может, и к лучшему, что не дожал — по крайней мере, остался жив.

— Обыкновенные. Человеческие, — отвечает Франц, но тут же поправляет себя: — Вру, босс. Не совсем обыкновенные и не очень-то человеческие. И не очень свежие, к тому же, — он ерошит волосы и продолжает уже серьезнее, понизив голос: — Я у пана Морташа таких видел, когда лаборатории охранял. Не люди, но еще не васпы. Уроды, одним словом. Шудры. Я видел, как над мертвыми опыты ставили. Накачивали какой-то гадостью. И они перерождались и оживали.

Он со значением глядит из-под сдвинутых бровей. Взгляд водянист и холоден, как талая вода — такие же глаза были у наставника Харта, и к горлу тотчас подступает тошнота. Я отчасти понимаю людей: находиться рядом с васпой иной раз — та еще пытка. Особенно, когда этот васпа — бывший сержант. Но слова Франца не удивляют. Вспоминаю папку с жирной цифрой «Четыре» на обложке. Фотографии мутантов, плавающих в колбах. Записки доктора Нюгрена о ходе эксперимента по оживлению мертвецов.

Морташ и его отдел не придумали ничего нового: они лишь перехватили эстафетную палочку у предшественников, а после разгона Шестого отдела Си-Вай, похоже, занимается тем же. Уточняю:

— То есть, труп, который привезли на свалку, был как те, что ты видел в лабораториях Морташа?

Франц кивает.

— Точно, босс. Только те еще дергались. А этот нет. Мертвее мертвого. Привезли в багажнике. Вытащили и кинули в яму. А сверху мусором забросали.

— Что-то еще? — спрашиваю, видя, как Франц выпячивает губу, будто раздумывает, говорить до конца или нет? Наконец решается.

— Ерунда, наверное. Всего лишь пустая банка из-под антифриза. Когда труп тащили, и не заметили, как она выкатилась. А я потом подошел и глянул. Думаю, не из-под антифриза она была. А из под чего? Да черт его знает!

— Почему так решил?

— Сами взгляните, босс.

Он роется в карманах спецовки, вытаскивает черную пластиковую крышечку. На ней выбито изображение птицы с головой человека. И заглавное F.

Холод расползается по позвоночнику. Выталкиваю одеревеневшими губами:

— Я оставлю это себе?

Франц пожимает плечами.

— Для того и принес.

— Покажешь мне это место сегодня.

Наши взгляды скрещиваются. Франц приподнимает брови, и мне кажется, ехидный вопрос так и вертится у него на языке, но, в конце концов, отвечает:

— Так точно, босс. Ты — главный.

Мы прощаемся, и Франц бредет обратно к мусоровозу, но на полпути оборачивается, глядит на меня с прищуром.

— Знаешь, босс, — говорит он, — раньше мы выполняли приказы Королевы. А теперь выполняем твои. Ты считаешь, это и есть — свобода?

«Ведется следствие», — так каждый раз отвечают в полиции. С Рассом видеться не дают: с ним работает его адвокат и мой доктор. Предварительное слушание по делу назначено на пятое число. Если понадобятся мои показания — пришлют повестку.