Елена Ершова - Град огненный [СИ]

— Я не предъявляю обвинений, — отвечает Полич. — Я показываю вам то, ради чего вы пришли, — он делает паузу и добавляет: — И ради чего оболгали Виктора Тория.

Виноват ли прибор, отгораживающий меня от профессора невидимым экраном, или в кабинете действительно становится холоднее, но я ежусь, сутулюсь, пытаясь сделаться незаметнее. Слова профессора — как выстрел в упор.

— У меня не было выбора.

— О, выбор всегда есть! — возражает Полич. Я уже слышал эти слова когда-то. От Виктора? От доктора с непроизносимым именем?

— Разве вы стали бы говорить с мусором вроде меня?

Профессор пропускает шпильку.

— Всему свое время, молодой человек. Вы бежите впереди паровоза. Как видите, это не всегда играет вам на руку.

— К черту игры! — перебиваю я. — Меня столько лет перекраивали, как кусок тряпки. Резали. Сшивали. Рвали снова. Вы представляете, что значит проходить обучение в Улье? — пытливо смотрю на профессора, раздуваю ноздри, но по-прежнему не чувствую его эмоций, и это распаляет меня. — Об этом не расскажут отчеты. Как бы красочно их ни написали. Нас называют монстрами. Убийцами. Нежитью. Но эта жизнь навязана нам. Вы, — я подаюсь вперед, — сделали нас такими! Бездушными. Бесчувственными. Мертвыми.

— А вы живые?

Сверлю профессора взглядом, пытаясь уловить насмешку или презрение. Но он просто спокойно смотрит сквозь очки и не отводит глаз.

— Да, — шепчу я. Полич вскидывает брови, подносит к уху ладонь.

— Как-как? Прошу прощения, господин Вереск, я с годами туговат на ухо. Вы не могли бы повторить?

— Мы живые! — кричу я, сжимая кулаки, а Полич будто в изумлении откидывается на спинку кресла. — А вы продолжаете играть с нами! Со мной! Превращая в это! — тычу пальцем в давно погасший экран.

— Вы видели сейчас четвертый образец в движении, — перебивает меня Серый. — Скажите, он похож на Королеву?

Мужчина опирается на стол обеими ладонями, взгляд заинтересованный, и от этого еще более неприятен. Знает ли он, что четвертый образец — я сам? Наверняка. Я разжимаю кулаки, дышу ровно и глубоко. Отвечаю:

— Отчасти. Но Королева никогда не покидала Улья. Она…

Замолкаю. В горле сухо и горячо. Люди вежливо ждут, а я не могу. Не могу объяснить им, кем Она была для всех васпов и как мы пережили Ее гибель. Не могу рассказать, что я чувствовал, находясь рядом с Ней: всегда скрытой туманом, закованной в медную броню, сияющей, как солнце. Был ли я в облике Зверя хоть отдаленно похожим на Нее? Обладал ли хотя бы десятой частью ее мощи?

Серый вздыхает, понимая, что я больше ничего не добавлю, поднимает взгляд на профессора.

— Он ничего не помнит.

— Это естественно, учитывая, что господин Вереск находился под воздействием препарата АТ.

Меня дергает, будто током. Тот самый препарат, который украл у Морташа Музыкант Иржи. Тот самый, о котором говорилось в архивных записях о Дарском эксперименте.

— Вижу, вы знакомы с терминологией, — говорит профессор. — Кажется, использовали этот препарат в Поморе?

И в Поморе, и теперь. Но я не собираюсь посвящать людей во все тайны васпов, и коротко киваю.

— Тогда вы уже знаете, как действует АТ. Любопытно, что встраиваясь в организм, он делает вас не только восприимчивым к сигналам так называемого ведущего, но и в зависимости от концентрации делает всех васпов восприимчивым к вашим собственным сигналам.

— К моим? — повторяю эхом, и вспоминаю, как три года назад, перед моим превращением в Зверя, за мной по пятам следовал осиный рой. Как прошлым летом в Помор стекались васпы со всего Дара. И перед глазами встает сосредоточенное лицо Музыканта. Его губы шевелятся, произнося жуткое:

«Они создавали резервную станцию на случай гибели Королевы. Станцию, которую полностью могли бы контролировать, и через которую могли бы контролировать всех васпов…»

— К вашим, господин Вереск, — с нажимом говорит Серый. — Четвертый эксперимент — это попытка создать дубль Королевы. В узких кругах он получил название «Проект „Ферзь“».

Последнее слово вонзается в мозг, словно пуля. Меня откидывает на спинку стула. Дышать тяжело. Спазмами сводит горло. Стены трескаются, вспыхивают, осыпаются пеплом. За ними — таежный лес. Сосны ломаются, как спички, когда я раздвигаю их бронированной грудью. Под лапами проминается земля, рушится, не выдерживая моего веса. И я проваливаюсь в бездну. Лечу, лечу — так долго, что ветер выдувает остатки разума, и оставляет только инстинкты. Я вою, вскидывая неповоротливую голову, но вижу вокруг лишь клубящийся туман. И вздрагиваю, когда плюхаюсь животом на упругую и липкую паутину. Качаюсь в ней, как в люльке, изнывая от голода и тоски. А вокруг собираются они — мои подданные, питающие меня сладким нектаром и подгнившим мясом. Я ворошу их умы, как угли в костре, вытягивая эмоции и чувства, надежды и страхи, и вкладываю свою любовь и свое Слово. Я — свет. Я — Бог. Я — ключ, заводящий их мертвые сердца.

— Не хочу…

Я дергаюсь, и рвутся паутинные нити.

— Не хочу!

Иллюзия разлетается осколками. Больно ранят сердце, и оно кровоточит, истекает огнем и ядом.

— Насекомые летят на свет. Кто-то должен вспыхнуть для них, — кажется, это говорит Полич, но я упрямо мотаю головой. Не так. Не под темным и вонючем куполом Улья. Не с коконами, где дети умирают для того, чтобы переродиться в монстра. Если все начнется заново — для чего тогда случился Переход?

— Вы тщательно планировали операцию, — с трудом произношу я. — С самого начала. Как только я оказался в коконе.

— Во-первых, планировали не мы, — обрывает Полич, и в голосе слышится раздражение. — Я никогда не участвовал в гонке вооружений. Мои интересы простираются куда дальше, и они куда благороднее.

— Добрыми намерениями выстлана дорога в ад, — вспоминаю человеческую поговорку.

Полич недовольно поджимает губы, говорит сухо, тщательно подбирая слова:

— Любую, даже самую благородную идею, можно вымарать в грязи и преподнести, как величайшее зло. Но я подключился к работе еще зеленым аспирантом, и мне больно видеть, насколько извратили мои идеи, мое видение, мои разработки. Гадко даже подумать, что квинтэссенцией столь долгого и кропотливого труда станет… это! — он раздраженно машет в сторону экрана.

— Вы должны понимать, господин Вереск, — подхватывает Серый, — что Дарский эксперимент в целом, и проект «Ферзь» в частности спонсировало Эгерское королевство. И вы не первый васпа, которого пометили высококонцентрированным препаратом АТ, чтобы в последствие превратить вас в дубль Королевы.

— Были еще? — выпаливаю я прежде, чем понимаю: конечно, были. По крайней мере, трижды до меня.

— С того момента, как проект «Абадон» вырвался из-под контроля и Дар превратили в большую экспериментальную площадку, в головной Улей время от времени подсаживали меченых особей, — поясняет Серый. — Им оставляли некоторую автономность, возможность блокировать сигналы Королевы. Вы никогда не спрашивали себя, как вам удалось скрыть от Королевы некоторые секреты и, в конце концов, сбежать из Улья?