Елена Ершова - Град огненный [СИ]

9 мая

Утро приносит сюрприз: на пороге моей квартиры появляется Лиза. Одна, без Тория.

Она мнется, явно не зная, с чего начать. Вытягивает шею, пытаясь что-то высмотреть за моей спиной, но заходить не спешит. А я чувствую беспокойство, окутывающее ее вместо облака цветочных духов. Что-то действительно серьезное?

— Виктор? — сразу же спрашиваю я.

Лиза сглатывает, судорожно сжимает сумочку.

— У тебя его нет?

— Нет.

Она опускает голову. Еще не плачет, но близка к этому.

— Извини, — отступает к лестнице.

— Стой!

Вышагиваю в коридор, и Лиза замирает, поднимает испуганные глаза. В уголках блестят слезы. Одной рукой прижимает к груди сумочку, другой держится за перила. Подойдешь ближе — скатится вниз по лестнице. Она боится меня. Но еще больше боится за мужа.

— Когда ты его видела в последний раз?

— Вчера, — лепечет она и добавляет: — утром.

— Дома не ночевал, значит.

Лиза мотает головой. Потом ее прорывает.

— Он сам на звонки не отвечает со вчерашнего дня. Я всех друзей обзвонила. На работу ездила. Думала, может, там? Он какой-то подавленный был в последнее время. Раздражительный очень. Рассказывал, что на работе неприятности, а я жалела и говорила, что все образуется, только он, кажется, не верил…

Она все-таки плачет. Тихонько, прикусывая дрожащую губу. Рассказал ли Виктор, кто стал причиной его проблем? Или знает сама особым женским чутьем? Знает, и все равно стоит тут, на пороге моей квартиры. Наверное, я ее последняя надежда. А я не знаю, как утешать плачущих женщин, поэтому говорю:

— Езжай домой. И жди. Я найду.

Она косится с недоверием.

— Я в полицию хотела…

— Не нужно. Дай мне несколько часов. Найду.

Лиза комкает сумочку, сглатывает слезы. Она хочет верить и боится верить: слишком хрупка протянутая соломинка. Но все-таки принимает решение и выдыхает:

— Хорошо. Я подожду еще… Ты ведь найдешь его, да?

Мне не хочется обнадеживать ее, но это единственное, что я могу дать. И я был неправ, когда говорил, что связывающая нас с Торием нить порвалась окончательно. Если бы это было так, если бы с ним что-то случилось, если бы он умер — я бы почувствовал это. Васпа всегда чувствует, когда погибает его хозяин.

У меня хорошо налажена агентурная сеть, как сказала бы Майра. И препарат АТ больше не нужен — достаточно подозвать спешащего по делам курьера. Он выслушивает внимательно, не задавая лишних вопросов: для васпов Торий не менее значимая фигура, чем я сам. Выслушав, курьер исчезает в лабиринте улиц. Он передаст информацию по цепочке, и… сколько часов нужно, чтобы найти человека в городе-миллионнике? Ежусь от налетевшего ветра и прикусываю сигарету. Свежо сегодня. Неуютно. Тревожно.

Выстраиваю маршрут от своего дома до Института, а оттуда — к дому Виктора. Если Тория не взяли в заложники головорезы Морташа — а я оставляю эту догадку на крайний случай, — то единственное место, где может пропасть законопослушный гражданин Южноуделья — это бар. А ради выпивки Виктор вряд ли потащится на другой конец города, не так ли?

Первая ласточка прилетает через час, когда я присаживаюсь возле фонтана перед зданием Института. Брызги мелким бисером разбиваются о черный мрамор, над струями повисает радуга. Едва не задевая мою макушку крыльями, пикирует голубь и опускается под ноги старушке, крошащей булку через пару скамеек от меня.

— Нашлась сердобольная, — цедит васпа в оранжевом жилете, как у Расса, и садится рядом. — Потом площадь от дерьма отмывай.

Я протягиваю сигаретную пачку, и васпа с благодарностью вытаскивает одну. Имени дворника не помню, как и его самого. Наверное, кто-то из рядовых. Спрашиваю:

— Личный номер?

— Пять, Е, сто семьдесят шесть, двадцать…

Надо же, сто семьдесят шесть. Как у меня. Только Улей из внешнего круга, приграничный.

— Зовут как?

— Берт.

Имя произносит стеснительно, не привыкли еще рядовые по именам представляться.

— Докладывай.

Берт прикуривает, чиркая спичкой.

— Так точно, господин преторианец. В квартале отсюда. В баре «Восьмерка». Ушел примерно в пять-двадцать. Где сейчас не знаем. Но ищем.

Пил всю ночь, как я и предполагал. Зараза.

— У меня еще для вас доклад, — продолжает Берт, затягиваясь. — В привокзальном районе загорца засекли.

Вздрагиваю, почти не ощущая, как пепел падает на мою руку. Стряхиваю его и гашу окурок о скамейку.

— Как?

— В ларьке отоваривался. Там у одного из наших краля торгует. Она и заметила.

— Выследили?

Берт довольно скалится.

— Так точно, господин преторианец! До самой промзоны на хвосте болтались. Соскочили аккуратно. Прочесать теперь — дело плевое. Ждем указаний.

Играю желваками, наблюдая, как голуби копошатся у ног старухи. Глупые бесполезные птицы. И некоторые люди не умнее. Будь иначе — стал бы профессор биологии напиваться в сомнительном баре? Горе не заливать, а множить. Себя подставлять. Бабу свою подставлять. Глупый и нелогичный, как все люди. Бросить бы его к чертям, и пусть сам выпутывается. Вот только не могу…

С досады пинаю камень. Он выстреливает прямо в голубиную стаю, и птицы в панике взлетают над аллеей, как серое облако. Старушка неодобрительно глядит в нашу сторону, бормочет: «Черти…»

— Держите оцепление, — говорю я. — Не спугните только. Но и улизнуть не дайте. А Тория ищите. Разберусь с ним, потом уже с загорцем.

— Так точно! — салютует Берт, а я киваю ему и поднимаюсь со скамьи. На часах десять утра. Надеюсь, что найду Тория до полудня. Или до того момента, как загорец со своими приятелями почует слежку.

Время летит слишком быстро. В Улье оно тянулось медленно, как сахарная баланда. Здесь же летит, как пуля, и может убивать. Не успеешь — не спасешь.

Я все-таки успеваю.

Торий лежит за гаражами, ничком в бурьяне. Без куртки и без ботинок, зато живой. От мертвого несло бы гнилью, а не ядреным сивушным духом. За моей спиной лепечет бывший неофит:

— Вот так он и лежит с утра, господин преторианец. Я тут мусор прибирал. И вот… Подошел — живой. Уже хотел скорую вызывать.

— Не нужно пока, — бросаю через плечо, и лезу в бурьян, чертыхаясь и цепляя репьи штанами. Из-под ноги выкатывается пустая бутылка.

— Вик! — зову его.

Не реагирует. Лицо мертвенно бледно, губы приоткрыты. Сколько он тут провалялся? Присаживаюсь на корточки, прислушиваясь к дыханию. Запах валит с ног. Прощупываю пульс на шее — бьется. Дыхание ровное. Уснул или потерял сознание? Как же не вовремя! Как по-дурацки!

— Вставай, пьянчуга! — тормошу его и бью по щекам. Торий всхлипывает, бурчит что-то под нос. Голова мотается по прошлогодней траве, в спутанные волосы набились репьи.

— Вставай!

Растираю ему уши и щеки. Торий пускает слюну, отмахивается: