Рори Пауэр - Дикие

Девочки вокруг меня прикрывают головы куртками; дымка тем временем сгущается до тумана, в комнате нарастает шум. Кто-то начинает кашлять, видимость ухудшается, становится труднее думать. Капли оседают на ресницах, рассеивая свет, и я тру лицо руками. Они липкие, болезненно бледные, вместо кожи как будто перчатки из вязкого тумана. Грудь набита ватой, и чем глубже я дышу, тем меньше воздуха получаю.

Нам нужно выбираться отсюда. Нужно выбираться отсюда срочно .

Дверь в кабинете музыки новая, установленная несколько лет назад, с большим стеклом, армированным металлической сеткой. Я знаю, что директриса ее заперла, но все равно проверяю ручку. Бросаюсь на дверь всем телом – без толку.

– Стой, – говорит Джулия. – У меня есть нож.

Я пропускаю ее вперед; она приседает рядом с дверью, вытаскивает из-за пояса нож и начинает возиться с замочной скважиной.

Воздух наэлектризован паникой. Она не только внутри – она везде, и она подстегивает нас, усугубляя хаос. За криками я почти не слышу собственных мыслей, за туманом почти не вижу комнаты. Я прикрываю рот курткой и дышу через ткань. Какое-то время это помогает. В голове проясняется, и мысли приходят в порядок, но дыма слишком много, разбрызгиватели продолжают работать, и отраве некуда деться – только в нас.

И тогда они начинают падать. Быстро, за считаные секунды, изломанные, с распахнутыми пустыми глазами.

– О боже, – говорит Кэт и тоже оседает на пол.

– Джулия, – зову я. – Скорее.

Сара склоняется над Кэт и трясет ее за плечи. В другом конце комнаты кто-то маленький и тощий, как щепка, лежит на руках у Лэндри. Кто-то рыдает, кто-то кричит, и если мы задержимся здесь еще немного, то в живых никого не останется.

– Ничего не выйдет, – говорю я. Дыхание вырывается слабыми прерывистыми толчками. – Может, попробовать разбить стекло?

Джулия встает, пошатываясь.

– Чем?

Она права. В комнате нет ничего, ни одного пюпитра, а сетка изувечит руку тому, кто попробует разбить стекло. В голове туман, контуры расплываются. У меня мало времени. Нужно что-то решать.

Я снимаю куртку и оборачиваю ее вокруг левой руки, крепко сжимая ткань в кулаке. Я знаю, что будет больно, но яд уже обжигает легкие. Сейчас или никогда.

Я с силой бью по стеклу один раз, второй, третий.

Оно поддается. Секунду я не чувствую ничего, только холодный порыв свежего воздуха, а потом боль ослепляет меня, взрываясь в руке, кидая меня на колени. Я подползаю к двери, просовываю невредимую руку в дыру и нащупываю замок. Металл проворачивается в липкой ладони, и я думаю, что меня сейчас стошнит.

Я наваливаюсь на ручку. Мир накреняется. Дверь распахивается, и я вижу над головой размытую серую плоскость. Я не чувствую руки. Я закрываю глаз и оседаю на пол.

– Эй! Эй, ну же, очнись.

С неимоверным усилием открываю глаз. Надо мной склоняется Джулия.

– Получилось? – каркаю я.

– Все хорошо, – говорит она. – Воздух очищается. Подними руку. Мне кажется, ее надо держать повыше, кровь так и хлещет.

Она приподнимает мне локоть и снимает куртку с изрезанной руки. Ощущение такое, будто с меня сдирают кожу, но это всего лишь боль, а к боли мне не привыкать.

Комната снова обретает резкость, и я начинаю видеть. Девочки распростерлись на полу там, где стояли. Мы с Джулией у двери, остальные лежат по всей комнате. Кто-то приходит в себя и начинает шевелиться, но глаза у всех затянуты одинаковой мутной пленкой.

– Все наружу, – говорю я. – Надо выйти из этой комнаты.

Разбрызгиватели постепенно останавливаются, и Джулия помогает мне прижать руку к груди и подняться на ноги. Выложенный плиткой пол усыпан стеклом и заляпан кровью. Я смотрю, как выжившие тащат мимо меня в коридор тела, и медленно иду за ними.

Как она могла так поступить? После всех этих месяцев, после всего, что мы пережили, – как она могла поставить на нас крест?

Шестнадцать трупов. Мы подсчитываем потери в коридоре, подальше от остатков газа, и Джулия перевязывает мне руку полосками ткани, оторванными от куртки одной из погибших. В основном это малыши – из младших классов осталась только Эмми, – но умерла также моя одноклассница Дара и еще три девочки годом старше. Мы выкладываем их тела в ряд и закрываем им глаза.

Воцаряется тишина, которую нарушают только приглушенные рыдания. Нас осталось человек сорок, и мы чувствуем себя такими ничтожными. Я вижу, как Эмми сидит у тел своих одноклассниц, осторожно причесывая им волосы пальцами, и у меня перехватывает дыхание.

– Это директриса, – хрипит Кэт. – Это она сделала. Нельзя спускать ей такое с рук. Она убила наших подруг. Пыталась убить нас всех.

– А что мы можем сделать? – спрашивает Лорен, и я оглядываюсь на нее. Она стоит у тела своей подруги Сары. – Она сбежала.

– Я могу ее найти, – говорю я, игнорируя пульсирующую боль в ладони. Я должна. Найду ее – найду Риз. Риз на меня рассчитывает.

– А потом что? – Лорен сипло смеется. – Убьем ее?

– Да, – говорит Кэт. – Именно это мы и сделаем.

Ее слова встречает одобрительный гул, сперва тихий, но постепенно нарастающий. Лорен качает головой.

– Там снаружи медведь, ворота открыты. Школе конец, и нам тоже. Может, стоит лучше подумать об этом?

Кэт начинает на нее орать, и комната взрывается звуками. Я смотрю на Джулию, до сих пор не проронившую ни слова. Она обнимает за плечи Карсон, которая прячет лицо у нее на шее. Ее подруга с ней. Моих подруг у меня отняли.

– Джулия, – негромко окликаю я ее. – А ты что думаешь?

Джулия смотрит на Кэт и Лорен, а потом поворачивается ко мне.

– Найди Риз, – говорит она. – Ее надо выручать, и поскорее.

Я благодарно улыбаюсь, пожимаю ей руку здоровой рукой и медленно, шаг за шагом, продвигаюсь по коридору. Убедившись, что никто не обращает на меня внимания, я разворачиваюсь и бегу в сторону вестибюля. В голове еще висят остатки тумана, левая рука пульсирует в такт сердцу, кровь пропитала повязку, и я знаю, что моя кисть уже никогда не будет гнуться как прежде.

В окна бьет яркий солнечный свет, и, если стоять тихо, можно услышать, как медведь принюхивается у самой двери. Должно быть, он уже закончил с Линдси. И теперь идет за остальными.

В школе не так много мест, где директриса может удерживать Риз. Одно из них – ее кабинет, но уже из вестибюля видно, что дверь распахнута, так что я не трачу на него время. Я бегу на второй этаж, чувствуя, как с каждым шагом ко мне возвращаются силы. Директриса пыталась убить меня, и у нее не вышло. Я не позволю ей отнять у меня Риз.

Вот дверь на лестницу, ведущую в лазарет. Она приоткрыта и слегка покачивается на петлях, как будто через нее только что кто-то прошел. Но на третьем этаже царит тишина. Возможно, Тейлор и директриса подкарауливают меня, чтобы схватить и запереть, как Риз. Но выбирать не приходится. Никакого плана у меня нет. У меня не осталось ничего. Я поднимаюсь по лестнице, придерживаясь за стену; боль в руке становится невыносимой.