Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

Наконец, Альберт повернулся к Серафиму и, как ни в чем не бывало, сказал:

— Вы куда-то собрались?

— Что меня выдало? — спросил Серафим.

Альберт со своим обычным бесстрастным выражения лица сел рядом с ним на постель и без всяких вступлений произнёс:

— Серафим… Во время нашего разговора в кафе вы рассказали, что вы получили благословение на обет в пси-режиме, то же самое произошло с отцом Александром. Верно?

Серафим сразу же переменил позу с лежачей на сидячую и кивнул:

— Да, верно. И ты мне сказал, что расскажешь, что это значит.

— Да, я расскажу. Но только, пожалуйста, ответьте мне: удалось ли вам с момента благословения что-нибудь выпить или что-нибудь съесть?

— Нет. Каждый раз это вызывало панический ужас. Я пробовал преодолеть его и махом заглотнуть воду, но были удушье и рвота. И началась водобоязнь… я не могу встать даже под душ. А я первое время думал спасаться тем, чтобы держать во рту воду.

— Серафим, а когда вы насильно накормили отца Александра, были ли у него удушье и рвота?

— Нет… — задумчиво сказал Серафим. — Не было…

— Каким образом вы умудрились его накормить?

Серафиму не хотелось вспоминать это. Но он всё-таки сказал:

— Наставник обладает невероятной физической силой, и скрутить его непросто. У него был вывих руки. Я воспользовался этим… и причинил ему боль, чтобы снизить силу его сопротивления… После я пережёвывал для него пищу и кормил изо рта в рот…

— То есть, в отличие от вас, он пытался держать этот обет?

— Да… но правда, я его застал, когда он принимал пищу с противоречащим… Но он вёл себя странно. Он как будто бы потерял память, он меня не узнавал и ничего не помнил…

— Теперь всё понятно, — немного помолчав, сказал Альберт.

— Что понятно? — с нетерпением и интересом переспросил Серафим.

Альберт встал и жестом руки показал, чтобы встал и Серафим. Он очень удивился и встал.

Вдруг, словно по команде, на него бросились трое полицейских. Один удушающим приёмом обхватил его сзади за шею, другие двое стали беспощадно его избивать руками и ногами, после, выкрутив руки за спиной, повалили на пол лицом вниз и, надев наручники, продолжили бить. Серафим был в шоке и не оказывал сопротивления. Когда же они натешились, они перевернули его на бок, забрали у него из-под куртки нож и отошли. Серафим увидел, как над ним на одном колене стоит Альберт и держит в руке автошприц.

— Господь мой… что это? — с дрожью спросил Серафим.

— Это то, что сделает вам очень больно… изнутри, — спокойно сказал Альберт.

— Что это?!! — закричал Серафим.

— Это то, чего вы боитесь больше всего, — также безразлично сказал Альберт.

— Это бетатрин?!! — в ужасе заорал Серафим. — Ублюдки!!! Господи… Зачем же так?!!

— Ответьте, Серафим, делали ли вам когда-либо контрольную точку для бетатриновой перезагрузки?

Серафим в смертельном страхе, прерывисто и быстро дыша, смотрел на автошприц в его руке и не мог даже говорить.

— Ну ладно, если хотите — молчите. Но учтите: если контрольной точки нет, то вам придется, как грудничку, снова учиться держать головку и ходить в туалет не в подгузник.

— Контрольная точка есть, — весь трясясь от ужаса, проговорил Серафим. — Но где хранится проекция личности, я не знаю… Возможно в военном альфа-центре или где-то в архиепископии.

— В каком году была сделана контрольная точка?

— Два года назад…

— Тогда, Серафим, у вас есть ещё шанс! — усмехнулся Альберт. — А всё, что сейчас с вами происходит, вы забудете. И меня… И Валерию… И вашу миссию… И противоречащего…

— Альберт, какая же ты бесчеловечная тварь!! — со слезами выпалил Серафим. — Ведь даже если ты сделаешь перезагрузку, и даже если восстановят мою личность в контрольной точке, я окажусь в мире, где я буду думать, что братья мои живы, а на самом деле их нет!!

— Меня не волнуют ваши переживания, Серафим.

— Прошу тебя, будь человеком: просто убей меня!!! Просто убей!!

— Нет, Серафим. Это не так интересно, — он повернулся к полицейским и сказал им: — Подготовьте его к перезагрузке.

Все трое полицейских снова набросились на него. Один сильно стукнул носком ботинка в солнечное сплетение, и когда Серафим заорал, его схватили за волосы, быстро вставили в рот кляп, в котором было отверстие, в отверстие вставили прозрачную гибкую трубку, которая вошла прямо в его горло. Он чувствовал, как трубка проходит через пищевод прямо в желудок. Он задыхался, его мучил рвотный рефлекс, он извивался, потом начал дышать носом и немного успокоился. Тут он увидел, как к трубке прицепили ёмкость, похожую на ту, что используют для переливания крови. В ней была какая-то жидкость, которую начали вливать ему прямо в желудок. В ёмкости было около двух литров, и её всю медленно влили без остатка так, что живот у Серафима сильно распух. Трубку выдернули, но кляп не вынули.

— Это для того, чтобы не выжечь вам половину мозга, — сказал Альберт. — Через час процедуру необходимо повторить. — И Альберт засёк время.

Целый час Серафим провёл на полу в окружении полицейских, никто из них не двинулся с места. Весь этот час Серафим с кляпом во рту, скованный наручниками, лежал на боку, подтянув ноги к животу, мучился от боли и пребывал в беспомощном ужасе. Ровно через час в него, при отчаянном его сопротивлении, снова вставили трубку. На этот раз к ней прикрепили другую ёмкость с чем-то мутным и киселеобразным. Его желудок снова раздулся. Наконец, к нему подошёл Альберт, который во время этой процедуры стоял в сторонке. Он вытащил кляп изо рта Серафима и сказал:

— Ну что ж, пришло время прощаться, Серафим. У вас было время помолиться и подумать. Интересно, ваш Бог, в которого вы верите, прощает убийства и прелюбодеяния, о которых не помнишь? Не переживайте, Серафим. Ведь с приятным вы забудете и неприятное. Помолитесь Ему лучше, чтобы в архиепископии не затерялась ваша проекция личности. Ваше тело мы вышлем им в капсуле спецрейсом.

Полицейские навалились, удерживая его. Один зафиксировал его голову, прижав её к полу. Альберт приставил автошприц к вене на шее. Серафим дрожал, как перед казнью, но мужественно старался держаться в эти последние минуты своего сознания.

— Скажи только мне, ублюдок… — прошипел Серафим. — Ты это делаешь по собственной ублюдочной инициативе или по приказу полковника?

— Я ничего не делаю без приказа, — делая акцент на каждом слове, произнёс Альберт. — Я послушен, в отличие от вас, послушник Серафим.

— Полковник!! — с болью воскликнул Серафим и в сердце поник. — Ты же назвал меня сыном… а я тебя — отцом… и я тебе поверил!! Господи… какая подлая ложь…

Он до крови прокусил себе губу. Потом, с ненавистью скосив глаза, посмотрел на Альберта и сказал: