Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

Он резко скрутил опустевшую жестянку в ладонях и, кинув ее на грязный от окурков гравий, с ненавистью раздавил кованым ботинком. Банка истошно захрустела. Жгугр заглянул Саше прямо в глаза, в его горящем взгляде еле заметным огоньком тлело безумие.

— Это сам Антихрист ведет нас в последний путь!

— А СШАиЕ — это что? — только и смог спросить офигевший Саша. «Интересно, это он под веществами или просто ебанутый?»

— Соединенные Штаты Америки и Европы, — скривился панк.

— И что, по-твоему, следует делать?

— Как что — ясен пень! Бороться! Бороться с ними всеми возможными способами. На днях мы одному пиндосу занесли звездюлей, надеюсь, его теперь домой отправят… — панк ухмыльнулся, — в белых тапочках.

Сашин взгляд непроизвольно скользнул по обуви собеседника. В высоких кожаных берцах крест-накрест сплетались грязные белые шнурки. Перед глазами промелькнули бритые головы, тяжелые ботинки, мелькающие кулаки и харкающий кровью американец.

— Это случаем не на Ломоносова было?

— Да, где-то там. А ты откуда знаешь? Видел, что ли?

Саша замешкался, но не решился выдать себя.

— Нет, в газете читал.

— А-а-а, — протянул панк, — ну да, у нас о таком любят писать… У нас в России — все СМИ ими куплены! — зрачки его расширились и панк пристально посмотрел на Сашу круглыми, как беляши, глазами.

— Кем «ими»? — удивился Саша.

— Масонами, педерастами и прочей нечистью. Имя им легион. Сейчас они на марше, они атакуют. Их оружие — психический пиар. Они выкупают весь контент и действуют людям на мозги, пока те не сходят с ума. Они внушают людям, что тем позарез нужны некие права, и когда они эти права получат, все станет просто заебись и трава зеленая по зиме. Наевшись сполна этих идеоформ, люди превращаются в зомби, выходят на улицы и принимаются орать: «Права! Свобода! Еще прав, еще свободы!» И чем больше они орут, тем меньше у них прав. Чем больше беснуются, тем меньше у них свободы. И тогда они становятся злокачественной опухолью на русском эгрегоре, аутоимунной болезнью на теле русской души. Организм уничтожает сам себя.

К счастью, — утешил он, — есть закон 14 процентов. Общее количество бесноватых никогда не превышает этого числа, но будучи бешеными, эти 14 очень опасны. Они желают разъесть ткань русской метакультуры и сгноить ее живьем. И тогда придет Антихрист и объявит себя Богом. Заставит поклоняться себе лестью, обманом и чудесами. Недовольных сошлет в ГУЛАГ, а упорствующих поставит к стенке. Он разрушит установленный Богом порядок, смешает мужчин и женщин, будет издеваться над законами божественными и человеческими, и надолго погрузит мир во тьму. Но мы, свидетели и участники Розы Мира, не дадим им прорваться! Нас много, и мы в тельняшках! — заключил панк, хотя надета на нем была черная толстовка с буквой А в белом круге.

— Но как вы друг друга узнаёте? Своя система явок и паролей?

— Нет, это невозможно. Все тайное становится явным. Любые знаки рано или поздно будут раскрыты, и тогда наши враги организуют нам ночь длинных ножей. Мы узнаём своих по взгляду, по ярким глазам. Служители Розы разные, и только воля к спасению позволяет нам объединяться и узнавать друг друга.

— А к вам каждый может записаться… в розамировцы? Ну, вот я, например?

— Нет, — с сомнением покачал головой панк. — Ты не можешь. И никто не может. Во-первых, это не организация. Во-вторых, туда не записываются. Многие носят это в себе, в виде кокона, зародыша, но никто не знает, куда повернет сознание. Человек может попасть под влияние нечисти и превратиться в зомби, а может прозреть и влиться в Розу Мира. Это индивидуальный выбор, и рано или поздно каждому придется его сделать. Но большинство людей представляют собой не определившуюся массу, их сознание спит.

— А я кто? — заинтересовался Саша.

— Ты? — панк пригляделся внимательнее. — Тебя не разберешь. Я вижу вокруг тебя разные энергии, — он взглянул на Сашу как Ванга с обложки журнала «Луч», а голос его заиграл торжественными нотками, — Вижу святых и зомбаков… — Сашу разобрал смех, но он не подал вида. — Да на тебе штамп некуда поставить, как в использованном загране! Так что где ты закончишь свой выбор — хрен знает, у тебя все еще впереди.

— А что ты думаешь про ту… ядерную атаку? — не сдержался Саша, — она на самом деле…?

— Хахаха — заржал Жгугр, — атака, третья мировая, дефолт! — Это все Стэбинг, сука, стебется, не зря его так прозвали! Скажу тебе по секрету: уицраоры борются как бульдоги с носорогами под ковром, а нам по ходу прилетает. Но если наш проиграет нам всем хана.

Он замолчал и опустил голову, рассматривая что-то снизу.

— Видишь, — он показал на шнурки, сухими заскорузлыми обрезками торчащие из берцев, — совсем запачкались! А были белые, как первый снег. Я чем только их не мыл: отбеливателем, хлоркой, перекисью водорода — все бесполезняк! Не могу нигде найти таких шнурков! Черные, коричневые, зеленые, фиолетовые, да хоть буро-малиновые, только не белые. У тебя не завалялись?

Саша взглянул на ботинки, затем на Жгугра: тот был искренне огорчен. Внезапно Сашино внимание приковала необычная татуировка у Жгугра на шее: маленькая осьминожка с щупальцами, расположившись прямо над ключицей, с любопытством взирала на Сашу выпученными глазами-точками.

«Как живая!» — поразился Саша.

— Не… Откуда у меня. Но если я найду, принесу тебе, — пообещал Саша, не в состоянии оторвать взгляд от странной татушки.

— Ну вот, так и знал! — огорчился Жгугр, — И на том спасибо! — он жадно приложился к бутылке. Последние капли улитками сползали со дна сосуда в рот, прилипая к стеклу. — Так и есть! Бухло кончилось! — обреченно сказал. Немного подождал и добавил жалостливо: — Брат, а у тебя сто рублей не найдется? Еще выпить надо!

Встряхнувшись, Саша достал стольник и вручил панку, проверил мобильный. Сердце предательски застучало — его ждало новое сообщение от Алины:

«Ближайший час буду в Михайловском. Подходи».

— Давай, брат, мне пора, — наскоро попрощался Саша с панком.

— Чао, не теряйся! — махнул рукой Жгугр.

Сделав несколько шагов, Саша обернулся, чтобы бросить последний взгляд на своего нового знакомого, но на лавке уже никого не было.

Саша заметил Алину около плетеной решетки Михайловского сада. Она была неотразима: модная, по сезону, косуха легко облегала девичьи плечи, черные колготки вкупе с гофрированной розовой юбочкой подчеркивали стройные ноги, длинная челка нависала над изумрудными глазами. Вытянув шею, девушка разглядывала прохожих, даже подпрыгивая от возбуждения молодого организма, наконец ощутившего животворящие лучи солнца. Он остановился перед ней, чмокнул в губы: — Привет! Я соскучился!