Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

— О, Саша! — прижалась тонким станом, — Я тоже!

«Кажется простила!» — обрадовался парень.

Саша достал из рюкзака еще прохладную черно-красную жестянку с огненным энергетиком и дыхнул смесью спирта с таурином: — Будешь?

— Ты пьян? — лоб Алины пересекла тревожная линия, брови в недоумении поползли вверх.

— Разве что слегка! — улыбнулся Саша. — Весны ради!

Она нерешительно потопталась на месте, затем отстранилась, попятилась, и произнеся «Прости, мне нужно идти!», резко пошла прочь. Онемевший от удивления Саша так и остался стоять с протянутой рукой, разверстыми глазами наблюдая ее стремительно удаляющуюся фигуру. Присев на поребрик, он в ступоре уставился в землю. Мимо при полном наряде с важным видом прогуливались Петр Первый и Екатерина Вторая, перебрасываясь редкими фразами:

— В жопу этих гребаных туристов, — ругался Петр, — ни один турист херов не хочет фотографироваться!

— Не надо их так, они наши деньги! Хотя в доле истины тебе не откажешь: деньги какие-то мелкие! — отвечала Екатерина, аристократично покачивая веером.

«Какая муха ее укусила? — недоумевал Саша, все еще держа в руке непочатую банку «Ягуара», — так радостно меня встретила, и на тебе!»

Саша открыл жестянку и выпил пару глотков, но захмелеть больше не получалось — всю пьянь как дождем смыло. Слегка поразмыслив, Саша достал смарт.

«Ты где?» — набрал он смс.

«На Конюшенной», — пришел ответ.

«Где именно?»

«Найди меня:-)»

«А если не найду?»

«Значит, не судьба!»

— Она играет со мной, как с котенком! — возмутился Саша. — Что ж, подыграю ей! Если не встретимся — не буду ей больше ни писать, ни звонить, ебись оно конем! А если… значит судьба?

Действительно, оставалось положиться на провидение — ведь и правда, по нераскрытому закону мироздания самые важные, самые нужные человеку вещи происходят случайно, не «нами», а «с нами», в то время как тщательно подготавливаемое и планируемое зачастую оборачивается унылыми фекалиями. Жизнь указывает, мордой тычет, как нашкодившего кота в свежие ссаки — не дергайся, человече, положись на меня, все равно твои планы, чаяния и надежды и отчаяния суть пустота и суета сует. Аннушка, трамвай, масло.

— Японский городовой, как же задолбали эти дети Орды! — в сердцах воскликнул Петр Алексеевич, только покинутый организованной группой узкоглазых в тридцать душ. — При мне такого безобразия не было!

— Да, «задолбали» — не то слово, болванчики фарфоровые! — вежливо вторила ему Екатерина Алексеевна.

Саша встал. Перешел мост. Оставив за собой глянцевые рестораны и сувенирные ларьки Конюшенной площади он вышел к набережной Мойке. Несмотря на стоящее в зените солнце, там было удивительно малолюдно. Лишь двое подвыпивших англичан пели Стинга стоя на Большом Конюшенном мосту, набивая ритм на самодельном маракасе. «I am an Englishman in New-York…» — летело над городом. Алины нигде не было. Саша вернулся назад и по Большой Конюшенной направился к Невскому, разглядывая по дороге веранды многочисленных летних кафе и баров. Здесь люди кучковались, как семечки в арбузе: они болтали, курили, пили кофе, доедали свой сандвич с ветчиной и гуакамоле, искали что-то в свои планшетах, обнимались и радовались солнцу, но Алины среди них не было. Саша дошел до Невского, и миновав очередной суши-бар, свернул на Малую Конюшенную улицу. Подняв голову, он внезапно увидел Алину — полностью голая, с торчащими грудями и рыжими локонами, она сидела, прислонившись к решетке балкона третьего этажа над «Бета-банком». Снизу на нее уже пялились несколько зевак. «В таком виде? В таком месте?» — успел удивиться Саша, прежде чем распознал в девушке удачно пристроенный манекен. Дойдя до конца улицы, он растерянно вернулся назад, к каналу Грибоедова.

— Вот, кажется, и все, — выдохнул Саша разочарованно. Пожав плечами, он с размаху запустил пустой жестянкой в мусорку, но промазал — та со звоном отскочила на тротуар. Дойдя до речки, он нырнул в узкий проход, вымощенный массивными нетесанными валунами. Ход этот не пользовался популярностью у туристов, разве что у местных нариков, регулярно пулявших там мульку, оставляя за собой баяны и юзаные презики. Там редко можно было встретить прохожих, а Сашина душа алкала одиночества. По правую сторону от него, за кованой решеткой, бликами искрилась на солнце Мойка, а с другой стороны, за забором из профнастила и строительными лесами виднелось продолговатое приземистое здание петровских императорских конюшен с арками старинной каменной кладки. Когда-то в этом здании жили кони: лифляндские клепперы и арабские скакуны, пегие и в яблоках — Петр I любил лошадей. «А может там до сих пор живет последняя императорская кляча, чудом дожившая до наших времен?» — вообразил Саша и тут же услышал одинокое ржание, словно в подтверждение своих фантазий. «Свят-свят», — перекрестился он и для надежности нагнулся, чтобы трижды постучать по балке с гвоздями, валявшейся на пути. Склонившись, он обратил внимание на дыру в ограждении, пробитую не то загулявшей молодежью в поисках уединения, не то торчками в поисках клада. В Саше взыграло любопытство. Он осторожно заглянул внутрь — там валялись разбитые бутылки, пивные банки, усохшие клочки туалетной бумаги и прочий сор. По тонкому слою извести и битого камня к строению вела еле заметная тропинка. Скрючившись в три погибели, Саша пролез в отверстие. Осторожно ступая, чтобы не напороться на битое стекло, он дошел до широких каменных ступеней, ведущих в подвал. Внизу дорогу ему перегородила иссохшая от времени, низкая дубовая дверь, крест-накрест перечеркнутая ржавыми коваными балками. В верхней части двери была пробита небольшая форточка, вероятно, служившая глазком, а теперь наглухо заколоченная ставнями. Саша толкнул дверь, та со скрипом отворилась. Низко пригнувшись, он зашел в помещение: его взгляду открылась миниатюрная келья, похожая на монашескую или на одну из тех «тайных комнат», что использовались в средневековых крепостях для подслушивания осаждающего неприятеля. Стены келейки из неотесанного камня отдавали влагой и плесенью. В каменных нишах по бокам размещались небольшие иконки, под ними мерцали зажженные свечи, валялась пачка крекеров, а в дальнем углу на большом, ярко красном пуфе, среди блесток и конфетти, сидела рыжая Алина в ярко розовом ажуре и улыбалась.

— Явился не запылился! — весело воскликнула она.

— Господи, Алина, что ты тут делаешь? — Сашиному изумлению не было предела.

— Тебя жду.

— Как ты тут оказалась?

— Это моя тайная комната, мой маленький секрет!

— А почему ты убежала?

— Мне надо было тебя проверить. Не найдешь — значит не мой, чужой человек. А если найдешь — значит суженный! — она просияла и хитрой лисой подмигнула Саше, — А еще я очень не люблю пьяных… Но раз ты меня нашел, ты вероятно успел протрезветь!