Дарья Булатникова - Модель для сборки 20 лет: Юбилейная книга [сборник litres]

Всё зря, подумала Инна. Вспомнила, как выли и кричали на соседней улице, куда ушел ее безымянный спаситель. И как она сидела, вцепившись в ржавую перекладину лестницы, и считала до сорока, как он велел. И заставляла себя не думать о том, что происходит на улице за этими домами. О том, что это всё из-за нее. И что это она сейчас должна быть там…

А потом Инна споткнулась и, падая, поняла, что теперь они точно кинутся на нее…

– Вставай, – сказал Генрих, протягивая Инне крепкую длиннопалую ладонь.

Его пальцы были прохладными и сухими. Как змеиная кожа. Глаза смотрели насмешливо.

«Он это специально, – поняла Инна. – Мог ведь и не дожидаться, пока я упаду. С его-то реакцией».

Она вспомнила, как заботливо подхватил ее на лестнице маленький безымянный спаситель…

Инна поднялась, высвободила ладонь из руки Генриха, машинально вытерла ее о платье. Отчим усмехнулся.

Обернулся к оборотням, которые неуверенно топтались в нескольких шагах. Бросил коротко и презрительно:

– Кыш.

Оборотни попятились. Один заворчал было, но потом замолк, и они ушли в темноту, один за другим, горбясь и прихрамывая. Похожие больше не на зверей, а увечных, искалеченных людей…

– Они могли меня убить?

– Глупости, – презрительно поморщился Генрих. – Это просто игра. Нужно им так по-идиотски нарушать закон.

Инна вспомнила вой и крики на той улице, куда увел оборотней безымянный спаситель, и, кажется, впервые в жизни усомнилась в том, что Генрих знает всё…

– Возьми, – мама положила перед Инной листок бумаги.

– Что? Разрешение на инициацию? – удивилась Инна. – Ты ведь не хотела…

Мама покачала головой. Села напротив, устало прислонилась виском к стене. Измученное лицо, покрасневшие глаза, седая прядка, выпавшая из косы.

«Это из-за меня, – с раскаянием подумала Инна. – Я ненавидела Генриха за то, что он… А вчера сама сделала это с ней. Необязательно быть вампиром, чтобы…»

– Ты выросла, – сказала мама. – Мне бы хотелось, чтоб ты всегда оставалась маленькой девочкой. Но это невозможно.

– Мам, прости…

– Будет лучше, если ты сама разберешься, что к чему. Если сама выберешь… Пообещай мне только одно.

– Да?

– Я буду ждать, когда ты выйдешь… оттуда. Если тебе будет казаться, что-то непонятно или неправильно, ты подойдешь и спросишь у меня. Они будут предлагать тебе штатного психолога, но сначала ты подойдешь ко мне.

– Хорошо.

– Пообещай.

– Я обещаю. Мам…

Мама с усилием поднялась. Выпрямила узкие плечи. Обернулась возле двери.

– Еще кое-что. Думаю, надо, чтобы ты знала. Ты как-то спросила – зачем я вышла замуж за Генриха.

– И ты ответила…

– Однажды мы втроем оказались на улице, когда наступило время оборотней. Я, ты и твой папа. Твой настоящий папа. Они чуть не убили нас. А Генрих – спас. Меня и тебя. Твой папа погиб.

Мамино лицо было застывшим. Как гипсовая маска.

Инна помолчала. Спросила тихо:

– Ты вышла за него из благодарности?

– Нет.

– Тогда почему…

– Я подумала, что никто так не сможет защитить тебя, как Генрих. Я очень боялась за тебя. Особенно после того случая. Очень…

– Мам, послушай… А Генрих, он мог бы тогда спасти нас троих? И моего папу тоже. Мог бы?

Мама не ответила. Вышла и тихонько прикрыла дверь за собой…

…Мокрые листья скользили под подошвами, расползалась зыбкая дорога из цветных пятен. Призрачная тропа над черной пропастью. Один неверный шаг – и всё рассыплется, разлетится бумажными обрывками…

– Глупости, – сказал Генрих, протягивая Инне руку. – Я проведу. Знаешь, Инна, хоть и говорят про равноправие, но только вампиры могут… И пока мы живем в этом мире и в этой стране, мы всегда будем правы.

Его пальцы были прохладными и сухими. Как змеиная кожа.

– Я могу, как ты? – спросила Инна.

– Да, – ответил он.

Кожа, похожая на змеиную. Взгляд с кровавым отблеском. Власть. Какая угодно. Небрежное «кыш» – и стая оборотней пятится, скуля по-щенячьи. Несколько слов – и новый закон уже принимают в парламенте, и миллионы следят за движением твоих губ на телеэкране. Не зыбкая тропа из цветных листьев над пропастью – сама пропасть, гулкая и черная, в которую восходишь бесконечно, поднимаясь выше и выше над жалкими фигурками остальных… И единственная плата – кровь. Чужая, не твоя. Плата за каждый твой шаг. Кровь, дыхание и жизнь – случайных прохожих, знакомых, друзей и любимых… Тех, кто мог бы стать твоими друзьями и любимыми, если бы ты не забыл, что такое любовь…

Инна попятилась. Вытерла ладонь, касавшуюся руки Генриха, о платье…

…Огненно-алый фейерверк взметнулся, заслонил Генриха и рухнул вниз. Ветер кинулся в ноги соскучившимся псом, толкнулся в колени; услужливо подровнял на аллее ковер из разноцветных листьев.

– Привет, – сказал Сережа.

Махнул рукой – быстро метнулись ловкие пальцы, ухватили из воздуха кленовый резной лист – ярко-желтый, с изумрудными прожилками.

– Привет, – ответила Инна, принимая подарок.

– Ты бы знала, как это здорово! – Сережа обнял Инну, заглянул в лицо. Его улыбка была милой и веселой. – Чуять запахи, вкус. И бежать. Так здорово – бежать. Ветер и небо… Побежали?

Они побежали, рядом, держась за руки и смеясь. Не по призрачной тропе над пропастью – по яркому веселому ковру из цветных листьев. Тысячи новых оттенков. Как будто мир был черно-белым, как в старинных фильмах, а потом стал цветным. Так красиво. Восхитительно вкусно. Как свежеиспеченный яблочный пирог по сравнению с засохшей коркой хлеба…

Инна запнулась. «Ты оставил меня там, на этой улице. Бросил на забаву оборотням», – она хотела сказать это Сереже, но не смогла отличить его от остальных. Потому что вдруг оказалось, что они бегут в стае – сотни веселых ярко-рыжих лисиц. А впереди – добыча. Уродливые, спотыкающиеся двуногие, сладко пахнущие страхом. И так весело смеяться и глотать этот страх, крики, слезы…

Инна остановилась. Рыжая пушистая шкурка таяла клочьями тумана. Инна поежилась, чувствуя себя голой и замерзшей. Те двое, за которыми бежала стая, медленно поднимались с земли. Девушка, очень похожая на Инну, и маленький щуплый мужчина со смешными растрепанными волосами.

Инна шагнула к ним. Оглянулась. Стая смотрела на нее требовательно и недоуменно. Мол, ну что же ты? Наша? Или нет? Они еще улыбались – острозубыми ласковыми улыбками, готовыми в любой момент превратиться в хищные оскалы… Где-то там среди них, наверное, был Сережа. Но сейчас его было не узнать… Инна попятилась.

– Идите! – крикнул мужчина. – Я их отвлеку.

Девушка вцепилась в руку Инны, почти повисла на ней. Пожаловалась тихо:

– А я ведь даже не знаю его имени…

Лисицы взвыли, кидаясь на людей. Девушка, которая только поднялась с земли, закричала от страха.