Гордон Хотон - Подмастерье. Порученец

…и подбираю голову…

…и греза рассеивается. Я по-прежнему бреду вдоль воды. Одинокая фигура ждет меня неподалеку, глядя в туман по ту сторону реки. Она стоит у лодки, в руках — длинный шест. Я чую, что это моя возлюбленная: вот оно, то самое место, где мы всегда встречаемся. Бегу к ней. Жар опаляет мне кончики пальцев. Я тянусь к ней, смеясь. Касаюсь ее плеча, она оборачивается.

Это тварь из кошмаров.

Теперь все несомненно. Случилось второе вид е ние.

Была предзнаменована встреча на его собственной территории. Добрый знак: у него в этом тонком деле появилось преимущество. Но и тревожило тоже. Как простой полуживец мог проникнуть в его владения? Мало кому удавалось пересечь Реку и вернуться. Возможно, это существо — противник могущественнее, чем поначалу предполагалось. Надо будет применить предельную осторожность. Вероятно, придется даже проявить терпение. Награда требовала подобных жертв.

Прекрасная была греза. Все виделось таким ясным: он даже смог унюхать это существо! Вонь, конечно, отвращала: все верхнемирные таскали за собой дрянь и грязь жизни, но, что гораздо тревожнее, в этом смраде не было страха, не было желания склониться пред ним в приниженном ужасе — лишь тошнотворный запах бытия, вонь существа, исполненного решимости, как и он сам, достичь своей цели. Чтобы обхитрить такого, понадобится все мастерство.

Но то — грядущее. Сейчас греза наделила его последним подарком: она прояснила его предыдущее вид е ние. Поскольку удрать из его владений полуживцу, если уж он туда попал, почти невозможно, нет сомнений, что первая встреча состоится в Верхнем мире. Вот почему придется туда возвращаться. В противном случае цена слишком велика. Дорога туда трудна даже для него, но его вело исключительное желание, неповторимый образ: тот маленький черный ключ, объятый пламенем, протянутый ему на тонкой белой длани. За такое он готов убивать сотню раз.

Нет: он с готовностью изведет все человечество.

Он ждал свою добычу на берегу темной реки. Она ему напоминала ту, другую Реку, за Великими вратами. И та, и другая преграда для его слуг оказались непреодолимыми, и лишь ему достало сил прорваться сквозь эти заслоны. Скоро все будет иначе. Мост уже строится. Ключ — почти в руках.

Он всегда в последнюю минуту решал, какой облик принять. Благодаря этому мгновенья, когда он наконец являл себя, делались интереснее. Сегодня он подумал о личине ангела — и тут же облекся ангельским телом, с парой пушистых белых крыл из спины. Этот выбор пришелся ему по вкусу. Он сознавал притягательность такого образа. В нем была беспредельная мощь, беспредельная красота, но, что еще важнее, от него в добыче возникало немедленное почтение. Но, восхищаясь новым телом, он осознал, что забыл кое о чем — о черточке, какая сверх всех прочих убедит то существо в его искренности. Щелчком пальцев он создал гало света вокруг своей славной, благодушной, добродетельной головы.

Время ночи — и наверняка не разберешь, но фигура, приближавшаяся по берегу реки, казалась похожей на ту, что он видел глазами мертвой, у себя во сне. Определить точно не удавалось: все верхнемирные виделись ему одинаковыми. Но это в любом случае не важно. Пусть он ошибется еще раз — какое значение имеет одна жизнь применительно к вечности? Крупица соли, брошенная в море, не более.

Чем ближе существо подходило, тем увереннее сам он делался. Он видел, что это женщина; высокая, спортивная, двигалась шаркающей походкой, как полуживец. Жалкая тварь, никакого сравнения с его силой. Как мог он даже на миг счесть, что подобное незначительное созданье способно ему отказать? Второй встречи не понадобится. Он заберет ключ силой. И получит удовольствие. Раздерет этому существу грудину, вырвет сердце, выдернет руки и ноги из суставов, размозжит хилый череп могучим кулаком…

Он одернул себя. Следует бдеть. Следует ждать. Коварство, а не сила — его самое действенное оружие.

Он сделался зримым.

— Что за?..

Выражение лица у существа оказалось… любопытствующим. Оно, казалось, не боится, и это хорошо, но неким странным манером существо, похоже, и присутствия его не признавало.

— Аз есмь величайший из Девяти чинов. Явился сказать тебе, что жизнь твоя — ложь. Аз есмь Гавриил, Ангел смерти.

— Так и знала, не надо было есть курицу! Жижа какая-то, и на вкус странная, и хуже всего, что я сказала им, и они предложили не есть, но я все равно съела, потому что им было так неловко, и это так мне свойственно, с самопожертвованием моим этим, до смешного…

— Молчать! Аз есмь испытание твоей веры.

— Или ты мне мерещишься? В этом все дело? В любую минуту проснусь в холодном поту и вновь увижу ту радугу…

Никогда прежде не попадался ему такой до бешенства языкастый образчик неупокоенных! В нем от этого разыгрался гнев, но и возникла чрезвычайная настороженность: его либо по-крупному провели, либо он опять ошибся в выводах. Так или иначе, пора переходить к сути.

— Я способен на безграничную ярость, но и на безграничное милосердие. Предлагаю тебе единственную возможность спастись. Отдай мне то, что по праву мое.

— Ой, да ну тебя. Я даже не верю, что ты настоящий…

Он схватил существо за горло и вскинул в воздух.

— Я тебе докажу, — сказал он.

Сопротивление последовало, но недолгое. Долгого он и не ожидал. Как обычно, немножко криков, куски плоти во все стороны, изрядно крови — но ни следа ключа. Не важно. Ему такая работа нравилась — она давалась лучше прочих. Существо молило о прощении — как все они в некий миг… Но не смогло понять, что прощенье не ему раздавать. И потому он просто продолжил кромсать, мельчить и драть, когтями и зубами. Уже не было нужды прикидываться ангелом, конечно, но он удерживал личину.

Это вопрос профессиональной чести.

Я проснулся, как обычно, в гробу.

Он напоминает мне о могиле — самом безопасном месте на свете. Безопасность важна для ходячего в той же мере, что и для покойника. Без нее мы беспомощны.

Гроб простой, никакой выделки, без ручек, просто четыре стенки, дно и крышка. Давным-давно, сразу после того как завершился мой срок подмастерьем, Смерть помог мне вытащить его с кладбищенского участка, где я покоился с миром много-много лет, и мы глубокой ночью приволокли его в мой новый дом. Отчищать не стали: мне было уютно от запаха почвы, от следов моего бытия покойником, впитавшихся в дерево. Мы прямо так его и поставили на ковер рядом с диваном.