Роберт Хайнлайн - Расширенная Вселенная

(Обращаюсь ко всей аудитории.) Ради чего вы здесь?

(Обращаюсь к другому первокурснику.) Молодой человек, вот ты! Ради чего? Ладно, сынок, это риторический вопрос. Ты здесь ради того, чтобы стать морским офицером. Для этого и основывалась Академия. Всех, собравшихся здесь сегодня, роднит желание стать морскими офицерами. Те, кто пришел сюда не за этим, совершили непоправимую ошибку. Однако я обращаюсь к подавляющему большинству, к людям, которые искренне принесли присягу и с нетерпением ждут дня, когда смогут повторить ее, уже будучи офицерами.

Но зачем вообще идти во флот?

При нынешнем упадке культуры служение родине ценится не слишком высоко – достаточно взглянуть на результаты последних соцопросов, которые ставят военную службу в самый низ списка приоритетов.

Ради денег? Маловероятно. На офицерское жалованье не пошикуешь. Даже четырехзвездный адмирал получает меньше, чем руководитель любого другого ведомства. Чины помладше не успевают оправиться от одного финансового кризиса, вызванного новым назначением, как наступает следующий. Когда бедолаге исполняется пятьдесят, его комиссуют и отправляют на пенсию… но на пенсию ему нельзя: нужно платить за двоих сыновей в колледже и еще наскрести на учебу третьему. Он начинает искать работу… и вдруг выясняется, что рабочих мест для мужчин его возраста мало и они, как правило, плохо оплачиваются.

Ради условий труда? Военные полжизни проводят вдали от семьи.

Ради графика? «Шесть дней работай, делай всякие дела, а на седьмой еще и палубу отчисти добела». Гражданские трудятся по сорок часов в неделю, для морских офицеров это минимум. Есть еще ночные вахты и дежурства по выходным. Чем больше звезд на погонах, тем длиннее рабочий день – пока вас не назначат командиром корабля. Все, никаких дежурств, вы просто будете на посту двадцать четыре часа в сутки, а в книге приказов и распоряжений на ночь напишете: «Будить при малейшей необходимости».

Точно не скажу, но в среднем морской офицер работает по шестьдесят, а не по сорок часов в неделю. Разумеется, мы говорим про мирное время. В условиях войны часов не наблюдают и спят, как придется.

Так зачем выбирать заведомо неблагодарную, тяжелую и низкооплачиваемую работу?

Вряд ли дело в нарядной форме. Нужна веская причина.

Если вы окажетесь в бушвельдах Восточной Африки, вы легко сможете обнаружить стада бабуинов, пасущихся на земле. Не надо шарить глазами по земле, просто поднимите взгляд, и вы заметите «часового» – взрослого самца, сидящего высоко на ветке, откуда открывается отличный обзор. Именно поэтому его так легко заметить. Со своего наблюдательного поста дозорный должен вовремя увидеть леопарда и предупредить сородичей об опасности. Бабуин на земле – легкая добыча: вовремя предупрежденный, он успеет взобраться на дерево, и леопард останется без обеда.

Часовым выбирают молодого самца, который безропотно несет вахту, пока вожак стада не отправит другого самца ему на замену.

Поглядывайте на бабуина, чуть позже мы к нему вернемся.

Сегодня в Соединенных Штатах в среде самозваных «интеллектуалов» принято насмехаться над патриотизмом. В их представлении каждый цивилизованный человек – априори пацифист, а профессия военного заслуживает глубочайшего презрения. «Поджигатели войны!», «Империалисты!», «Наемники в мундирах!» – все это вы слышите не в первый и далеко не в последний раз. Одна из любимейших их цитат: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев».

Правда, критики забывают упомянуть, что автором ехидной остроты был жирный, прожорливый хам, терзаемый патологическим страхом смерти.

И я докажу, что бабуин-дозорный по моральным качествам превосходит жирного труса, отпускающего шуточки.

Патриотизм – наша самая практичная черта, но в нынешней декадентской атмосфере патриоты стесняются говорить о ней вслух, словно речь идет о какой-то постыдной или нелепой слабости. Однако патриотизм родился не из сентиментальной чепухи и демагогии. Он, как и зрение, – неотъемлемая и не менее полезная часть человека, приобретенная в ходе эволюции. Человек без патриотизма – это тупик эволюции. Без него мы просто-напросто вымрем.

Мною сейчас движут не сантименты, а упрямая логика. Для осознания необходимости патриотизма нужно вернуться к основам. Возьмем любого представителя фауны – тираннозавра, например. В чем его главная особенность? В том, что тираннозавр исчез с лица земли, он вымер, его больше нет.

Теперь возьмем человека. Здесь обратная ситуация: homo sapiens благополучно существует и не спешит вымирать.

Отсюда вытекает второй важный вопрос: надолго ли? Сколько еще протянет наш род?

Разумеется, по отдельности все мы умрем. Все здесь присутствующие, скорее всего, сыграют в ящик лет через восемьдесят, а через сотню лет мы точно будем лежать в могиле: даже самым молодым стукнет сто восемнадцать, столько не живут.

Конечно, бывают исключения, но их процент слишком ничтожен, нет смысла брать в расчет. Новейшие достижения в биологии обещают продлить наш срок до ста двадцати пяти, а то и до ста пятидесяти лет, но это создаст больше проблем, чем решит. Умереть и дать дорогу молодым – вот главная и последняя польза, какую можно принести в моем возрасте.

Итак, по отдельности все мы умрем. С первой частью вопроса разобрались, переходим к следующей: вымрет ли homo sapiens как вид ? Ответ: нет, не обязательно. Есть два взаимоисключающих варианта развития событий: человечество либо выживет, либо вымрет. Во втором варианте нравственность роли не играет: у мертвецов нет ни нравственных установок, ни особенностей поведения, ничего.

Поскольку выживание является необходимым условием, под «нравственным поведением» следует понимать «поведение, направленное на выживание». Возможно, философы и теологи вкладывают в понятие нравственности совершенно иной смысл, но совершенно точно никто не подразумевает под ней «поведение, направленное на вымирание».

Теперь рассмотрим иерархию нравственного поведения снизу доверху.

Простейшая форма такого поведения возникает, когда человек или другое животное борется за собственное выживание. Только не сводите ее к банальному эгоизму. Разумеется, эгоизм здесь присутствует, однако на нем зиждется любая форма нравственного поведения; безнравственным оно становится, если противоречит более высокому нравственному императиву. Слабый духом, неспособный бороться даже за себя зверь – это эволюционный тупик. Лучшее, что он может сделать для своего вида, – уползти и умереть, а не передавать свои дефектные гены потомству.

Следующий, более высокий уровень нравственного поведения возникает, когда существо трудится, сражается, порой даже гибнет ради своей семьи. Небольшая кошка отгоняет полицейского пса от котят; отец устраивается на вторую работу, чтобы оплатить детям колледж; родители бросаются в бурный поток ради спасения утопающего ребенка… это – нравственное поведение, даже когда оно безуспешно.