Роберт Хайнлайн - Расширенная Вселенная

Если же оно слишком далеко, сигнал может затухнуть до нуля, прежде чем вы достигнете правильного угла поворота, и останется на нуле, пока вы снова до него не дойдете. Нет смысла поворачивать антенну назад на девяносто градусов, чтобы попытаться определить направление по максимальному сигналу; эта кривая слишком плоская.

Поздно вечером на второй день учений у нас случилась неприятность: на базу вернулись все эскадрильи, кроме VF-2. Она потерялась – до появления радаров это очень легко могло случиться с одноместными истребителями. Капитан эскадрильи, лейтенант-командир, придерживался одного мнения; пилот амфибии придерживался другого, но его мнение не учитывалось; он был младшим по званию и не членом эскадрильи. У простых пилотов эскадрильи вряд ли было какое-то мнение; они были молоды, зелены и полностью зависели от своего шкипера – и, скорее всего, запутались в навигации сразу после вылета.

Капитан эскадрильи отправился на встречу с авианосцем – туда, где он находился по его расчетам. Авианосца не было. Там была только вода и еще раз вода. (Однажды на Гавайях я был в воздухе, когда случилась подобная вещь. Очень одинокое ощущение.)

Никаких признаков флота США. Ни «Саратоги» (CV-3), ни линкоров, ни крейсеров. Не было даже эсминца, разведавшего фланг. Одна вода.

В этот момент я оказался точно в ситуации, описанной в «Поисковом луче»: я мог свободно разговаривать с пилотом самолета, но при попытке повернуть петлю на девяносто градусов, обнаружил, что сигнал затухает до нуля на такой широкой дуге, что это ничего мне не давало… и, что еще хуже, путаница в навигации была такой, что не было реальной возможности выбрать между двумя лепестками, направленными на сто восемьдесят градусов друг относительно друга.

И у меня был личный интерес в этом деле, не такой сильный, как у отца Бетси Барнс, но весьма ощутимый. Во-первых, это были мой долг и моя обязанность – дать эскадрилье вектор возвращения, – а я не смог этого сделать; оборудование не позволяло. Если бы я весь день отслеживал вектора этой эскадрильи… но это было невозможно. У меня была только одна петля и сразу четыре эскадрильи в воздухе, а вдобавок во время игры было объявлено радиомолчание (черт бы его побрал), пока командир попавшей в беду эскадрильи не был вынужден его прервать.

А во-вторых, пилотом самолета-спасателя был мой самый близкий друг на этом корабле – парень из моего родного города, отучившийся со мной в Академии, ходивший со мной до «Лексингтона» на «Юте», компаньон по загулам на берегу, единственный офицер на корабле, который тоже верил в ракетостроение и космические полеты и читал «эти сумасшедшие журналы». Мой друг номер один…

И я был вынужден сказать ему:

– Бад, ты либо где-то к северо-востоку от нас, плюс-минус двадцать или тридцать градусов, либо где-то на юго-западе, в таком же широком диапазоне погрешности, и сила сигнала показывает, что ты должен быть как минимум в пятидесяти милях за горизонтом, вероятно еще дальше. У меня нет возможности отградуировать прием.

Бад усмехнулся:

– Это довольно большой кусок океана.

– Сколько у тебя горючки?

– Минут на сорок. У большинства истребителей еще меньше. Повиси на линии, меня вызывает шкипер.

Тогда я попытался еще раз поймать минимум – не повезло – и откатился назад.

– «Лекс петля» вызывает спасателя «Виктор Фокс Два».

– Слышу тебя, парень. Шкипер говорит, что мы все плюхнемся до захода солнца. Сначала сажусь я, потом они ныряют как можно ближе ко мне. Я буду ловить автостопщиков, поддерживать их всю ночь на плаву, – может, повезет, и они меня не утопят.

– Какое там море?

– Бофорт – три [89] Три балла по шкале Бофорта означают скорость ветра 3–5 м/с, четыре балла волнения означают волны высотой до 2,5 м с «барашками». – Примеч. С. В. Голд , волнение – четыре.

– Вот черт! Здесь вообще нет белой воды. Просто длинные волны.

– Моя птичка выдержит это, она крепкая. И я рад, что не придется падать, как бревно, цепляясь за воздух. Я должен отключиться, мне пора, меня вызывает шкипер. Было приятно познакомиться.

В этот момент – слишком поздно! – я наконец-то понял, в какой стороне горизонта пропала эскадрилья, потому что на нас внезапно, как это бывает в тропиках, опустилась темнота, в то время как там, где они находились, солнце еще только собиралось садиться. Этот факт сокращал площадь поиска разом на пятьсот квадратных миль. Но он же увеличивал дистанцию между нами… что добавляло не менее тысячи квадратных миль.

Внезапно из тьмы в небо взметнулись лучи прожекторов: командующий флотом отменил военное затемнение кораблей, чтобы избавить «Виктор Фокс Два» от необходимости вынужденной посадки на воду – что было довольно мило с его стороны, потому что все эти адмиралы линкоров были ветеранами Первой мировой войны, ни у одного из них не было крыльев, и все они (без каких-либо исключений, о которых стоит упоминать) ненавидели самолеты, не верили, что самолеты годятся на что-либо, кроме разведки (да и это сомнительно), и презирали пилотов, особенно тех, кто не учился в Академии (то есть большинство из них).

Я все еще был на частоте Бада, в эфире звучала радостная ненормативная лексика. Первым делом Бад определил курс на световой сигнал; у нашего штурмана была наша ориентация и расстояние до линкора; после разговора с мостиком у меня были курс и расстояние, которое должна была пройти VF-2, чтобы вернуться домой, и я передал их Баду. Кризис завершился…

…но нервотрепка только начиналась. У эскадрильи едва хватило горючего, чтобы добраться до дома, а большинство ее пилотов никогда не отрабатывали ночную посадку на авианосец… у них не было запаса топлива, и палубный офицер не мог дать отмашку на второй круг при плохом заходе, если была вероятность того, что хвостовой крюк не сможет поймать трос. Я рад сообщить, что все пилоты сели благополучно, хотя один из них слегка погнул стойку шасси об аварийное заграждение.

Баду едва не пришлось падать, как бревно, цепляясь за воздух. Поскольку он был единственным, кто мог в случае необходимости садиться на воду, он шел последним… и его мотор кашлянул и сдох в тот самый момент, когда его хвостовой крюк поймал трос.

В одной из историй Джека Уильямсона персонаж возвращается в прошлое и вносит очень незначительные изменения, чтобы добиться очень серьезных перемен в более поздней истории.

Бад – это Альберт Бадди Скоулз, тогда лейтенант (младший разряд), а теперь отставной контр-адмирал. Он был тем офицером, который в 1942 году собрал меня, Айзека Азимова и Л. Спрэга де Кампа в своей исследовательские лаборатории в Мустин-Филд, штат Филадельфия, а позже обратился за помощью ко всем технически подготовленным писателям-фантастам. Позднее, сразу после Второй мировой войны, он участвовал в создании первого полигона управляемых ракет ВМФ в Пойнт-Мугу.