Роберт Хайнлайн - Расширенная Вселенная

Тишину нарушали только щебет птиц и жужжание насекомых.

Морган посмотрел в глаза Бате. Тот прочистил горло:

– Предлагаю дока Маккракена. Другие предложения есть? – Он выдержал паузу. – Те, кто за дока, прошу поднять руку. Так, теперь – кто против? Доктор Маккракен выбран единогласно. Командуйте, капитан. Удачи.

Маккракен встал, пригнувшись под низкой кровлей:

– Начинаем эвакуацию. Мистер Картер, дайте младенцу еще ложку сиропа, потом помогите Теду. Он знает, что делать. Вы пойдете за ним. Потом Джерри. Следующая – Марджи. Выйдя из каньона, разделиться и идти по одному. Рандеву на закате – согласно плану капитана Моргана, в пещере. – Он остановился. Морган поймал его взгляд и кивнул. – Так, пока все. Выход по готовности Теда с ребенком. Теперь все свободны, и не толпитесь тут – капитану Моргану нужен воздух.

Они ушли, и Маккракен наклонился к Моргану, который слабым голосом сказал:

– Не думай, что ты меня последний раз видишь, капитан. Я через несколько дней вас, может быть, догоню.

– Может быть. Я тебе оставлю одеяла и достаточно воды рядом. И еще – таблеток, которые могут облегчить тебе жизнь. Принимай по половинке – они рассчитаны на коров. – Доктор усмехнулся.

– Ладно, половину так половину. Слушай, пусть Батя командует эвакуацией – он отличный заместитель, а я хочу тебе сказать пару слов перед уходом.

– Сейчас. – Доктор подозвал Картера, дал ему инструкции и повернулся к Моргану.

– Когда соединишься с отрядом Пауэлла, – прошептал Морган, – первым делом свяжитесь с Брокманом. Лучше всего отправь миссис Картер прямо после разговора с Пауэллом.

– Так и сделаю.

– Это самое для нас важное, док. Нам нужно единство и один план на всех, от океана до океана. Наступит день, когда за каждым из них будет закреплен американец, и в назначенное время – вжжик! – Он провел большим пальцем поперек горла.

Маккракен кивнул:

– Может быть. И наверняка будет. Только когда?

– Не знаю. И не думаю про это «когда». Два года, пять лет, столетие, быть может. Не в этом дело. Единственный вопрос в том, осталось в Америке мужество или нет. – Он посмотрел туда, где уже пятый боец отряда ждал сигнала от Картера, который в свою очередь ждал сигнала от Арта, следящего из укрытия за вертолетом. – У этих людей осталось.

– В этом я уверен.

Чуть погодя Морган добавил:

– Я понял одну вещь: свободного человека нельзя сделать рабом. Единственный, кто может поработить человека, – это он сам. Нет, сэр, – свободного человек рабом не сделаешь. Самое большее – его можно убить.

– Нет спору, Эд.

– Факт. Слушай, док, сигареты есть?

– Тебе это не полезно, Эд.

– Но и вреда тоже нет, правда, док?

– Если и есть, то немного.

Маккракен, не задумываясь, отдал последнюю сигарету и смотрел, как затягивается Морган.

Паузу прервал Морган:

– Батя тебя ждет, капитан. Будь.

– Бывай. И не забудь: полтаблетки на прием. Воды пей сколько хочешь, но не сбрасывай одеял, как бы ни было жарко.

– Полтаблетки, понял. Ладно, удачи тебе.

– Тед тебя навестит завтра.

Морган покачал головой:

– Слишком рано. Не раньше чем через пару дней.

Маккракен улыбнулся:

– Так я решил, Эд. Ты, главное, лежи закутанный. Удачи. – Он отошел в сторону к поджидающему его Картеру. – Вперед, Батя. Ты первый, я второй. Дай сигнал Арту.

Картер поколебался, но все же спросил:

– Скажите мне прямо, док. Как он?

Маккракен внимательно посмотрел Бате в глаза и негромко произнес:

– Я думаю, у него еще часа два.

– Я с ним останусь.

– Нет, Батя, ты будешь выполнять приказ.

Но при виде глубокого горя, отразившегося в глазах старика, Маккракен добавил:

– За Моргана не беспокойся. Свободный человек может сам о себе позаботиться. А теперь пошли.

– Есть, сэр!

Эту историю заказал мне журнал «Collier’s» – коротенькую-коротенькую, говорили они, полторы тысячи слов, не более. Потом я попробовал пристроить ее в журнал «American Legion», но там меня выбранили за то, что лечение ветеранов изображено в рассказе весьма далеким от совершенства. Тогда я отправил историю нескольким издателям НФ – и мне сообщили, что это не научная фантастика. (Вот здорово, черт бы их побрал! Полеты со сверхсветовой скоростью – это научно, а терапия и психология – нет. Должно быть, я чего-то не понимаю.)

Но у рассказа и впрямь есть изъян, который обычно бывает фатальным. Попробуйте определить его. Я вам подскажу ответ, но только в самом конце.

– Самый храбрый человек, которого я встречал в жизни! – сказал Джонс, начиная уже надоедать своей болтовней.

Мы – Аркрайт, Джонс и я, – отсидев в госпитале ветеранов положенное посетителям время, возвращались к стоянке. Войны приходят и уходят, а раненые всегда остаются с нами – и, черт возьми, как мало внимания им уделяется между войнами! Если бы вы не сочли за труд убедиться в этом – а убеждаться мало кому охота, – то нашли бы в некоторых палатах искалеченные человеческие останки, датируемые годами Первой мировой войны.

Наверное, поэтому каждое воскресенье и каждый праздник наш округ назначает несколько комиссий для посещения больных. Я в этом деле участвую уже тридцать лет – и если вы таким образом не оплачиваете долг, то, по крайней мере, должны иметь какой-то интерес. Чтобы выдержать такую нагрузку, вам это просто необходимо.

Но Джонс, совсем молодой парень, участвовал в посещении первый раз. Он был в совершенно подавленном состоянии, и, скажу честно, я бы презирал его, будь это не так; нам достался свежий урожай – прямиком из Юго-Восточной Азии. Сначала Джонс держался, но, когда мы вышли из госпиталя, его понесло, и в заключение он выдал свою громкую фразу.

– Интересно, какой смысл ты вкладываешь в слово «храбрость»? – спросил я его. (В общем-то, Джонс был прав: парень, о котором он говорил, потерял обе ноги и зрение, но не унывал и держался молодцом.)

– А сами-то вы какой в него вкладываете смысл? – завелся Джонс, но тут же добавил «сэр», уважая скорее мою седину, чем мнение. В его голосе чувствовалось раздражение.

– Не кипятись, сынок, – ответил я. – То, что помогло этому парню вернуться живым, я бы назвал «мужеством» или способностью терпеть напасти, не теряя присутствия духа. И в моих словах нет никакого пренебрежения; возможно, это качество даже более ценное, чем храбрость. Но я определяю «храбрость» как способность сознательно пойти навстречу опасности, несмотря на страх и даже имея выбор.

– А при чем тут выбор?

– При том, что девять человек из десяти пройдут любое испытание, если им его навяжут. Но чтобы самому взглянуть опасности в лицо, требуется нечто большее, особенно когда сходишь с ума от страха и есть возможность улизнуть.