Алексей Мальцев - Это не моя жизнь [litres]

Удаляясь от Центра «Красота и здоровье», которым руководил Ворзонин, Аркадий чувствовал лёгкое головокружение. Впечатление было такое, словно Ворзонин его ненадолго выключил, прочистил мозги, а потом вновь поставил на ноги и легонько пнул под задницу, мол – канай отсюда. Но это уже не беспокоило. Когда открывались такие перспективы, такие возможности в будущем, зачем обращать внимание на внешний вид в настоящем?

В этом теле он, возможно, последние дни находится. Какая разница, как он при этом выглядит?! Есть дела поважней. Например, оказавшись в далёком 1985 году, всего за 5 месяцев до выпускных экзаменов за курс средней школы, он должен будет идеально подготовиться по физике, химии, алгебре, литературе… Поскольку Аркаша Изместьев образца середины восьмидесятых – отличник, идущий на золотую медаль. Это значит, четвёрок на экзаменах быть не должно.

От настигнувшей догадки даже свернул в аллею Парка Культуры и присел на первую подвернувшуюся скамью. Как он сможет соответствовать имиджу, если мозги будут сегодняшние? Не станет же объяснять своим школьным преподавателям на выпускном экзамене правила транспортировки больных с черепно-мозговой травмой!

Изместьев! Решай задачи по мере их поступления. Вот перенесёшься благополучно в доперестроечный рай, там видно будет. А пока нечего воду мутить. Преждевременно.

С этими мыслями он благополучно поднялся со скамьи и направился к выходу из парка.

Терзайся теперь догадками… Что он имел в виду, говоря напоследок «помогу тебе»? Потом, спустя несколько секунд – «Обязательно помогу! Только потерпи немного». Ну не любовника же он хотел ей подобрать, в самом деле! Упаси господи!

Если это действительно так, то его, Павлика, авторитет для неё упадёт ниже уровня асфальта. И уже никогда не поднимется. Ольга не собирается изменять любимому мужу. Какие бы диагнозы ей ни ставили гинекологи! Пусть это усвоят все потенциальные особи мужского пола, которым суждено с ней так или иначе встретиться. Ей противна сама мысль об измене. Если же он имел в виду что-то другое…

Она старательно разбивала плоскорезом комья глинистой почвы, готовя участок для цветника. Мысли в голове крошились подобно глине. Тот разговор с Ворзониным в его кабинете, куда забрела в отчаянии после неутешительного диагноза подруги-гинеколога, она, словно ком земли, разбила на несколько мелких кусочков. Чтобы никаких неясностей не было.

Павел тогда утешил, как мог, утвердил в мысли, что диагноз может быть ошибочным. Что не всё так однозначно, как выглядит в устах врачихи. И когда она, убаюканная его монотонной речью, успела вздремнуть и проснуться, когда поднялась с кушетки и собралась покинуть кабинет, он пробубнил, что обязательно поможет. Быстро, скомканно, словно самому себе выдал, но она разобрала.

А когда собралась уточнить, что он имеет в виду, в дверь грубо постучали. Через секунду в кабинет впорхнула «бальзаковка» с крашеными под платину волосами, колыхающимися шеей и бюстом. В карих глазах, придавленных пудовыми ресницами, читалось однозначное желание затеять скандал. Даже способностей Павла могло не хватить, чтобы прервать поток «бальзаковского» красноречия.

Их сеанс был прерван. Ольга осталась только с вопросами. Комом вопросов. Сейчас она кромсала их, как могла.

Следующий «ком» – банкирша Аленевская. Ольга её знала как одноклассницу мужа, не более. Что-то было, кажется, у них в юности. Но сколько воды утекло с тех пор! Выходит, первая любовь не стареет. Савелий просто так «мутить воду» не станет. Не бывает дыма без огня.

Какое-то предчувствие у Ольги было. Не слепая. Стоит ли сейчас затевать скандалы, бить тарелки? Сердце ещё долго будет болеть, но ничего не изменить. Всё тянется слишком долго. Со временем острота проблемы куда-то делась, растворилась. Появилось приторно-сладковатое «А, пусть будет, что будет… Наплевать. Плыви по течению, ровесница. Там, за тем утёсом стрежень, авось, всё и прояснится».

В определённый момент Ольга ловила себя на мысли, что менять ничего не хочется. Пусть всё вокруг ветшает, жизнь просачивается сквозь пальцы, ко всему привыкаешь. И – не хочется радикальных мер. Иллюзия стабильности дрожит перед глазами, как заставка на мониторе. И ладно. В этот компромисс, в этот контракт со своим «эго» вплываешь, будто в водоём, где бьют ледяные подземные ключи. Максимум, что тебе светит – лёгкая простуда…

Ещё один «ком», который следует как можно быстрее «разбить» – её сын. Она – мать, и должна знать про своего сына всё. Особенно когда тому шестнадцать, и впереди – выпускные экзамены. Какие бы шторма не сотрясали семейное судёнышко Изместьевых, родительских обязанностей никто не отменял.

Такие уж карты выпали, что самочувствие сына всецело зависело от белого порошка. От зловещей химической формулы, которая работала в кровяном русле так, что мозг терял контроль над организмом. Будь проклят тот, кто додумался выращивать это зелье, обрабатывать, выделять, транспортировать. Господь покарает вас, как произведённое вами зелье карает сына. Её Савелия.

Она не маленькая, давно научилась расшифровывать в глазах подруг, знакомых, коллег сочувствие с оттенком жалости… Это унижало, расстраивало.

Куда сын периодически исчезает на неделю? Вот они, ключевые вопросы повестки дня. Непонятность, неопределённость – хуже всего на свете. Когда спрашивала лечащего врача, тот многозначительно поднимал вверх указательный палец, дескать, если есть в наличии и болезнь, и наркотик, то место всегда найдётся. Можно не сомневаться. Место в данном случае мелочь, о которой и говорить-то смешно.

Может, она не знает чего-то такого, чего не хватает для его спасения? Несчастного мальчика, её Савелия. Его грубость и жёсткость – напускное, защитное. Он запутался, его надо вывести из лабиринта на свет. Пусть это демагогия, но что-то надо делать.

Парень подсознательно ищет помощи. Он одинок. Кто ему поможет, если не она?

С Аркадием выяснять что-либо бесполезно. Тот давно уже отстранился от семейных проблем. И прежде всего – от сына. Словно это не его семя, не его кровинка. Будто у него есть другие дети, есть выбор…

У Ольги выбора точно нет. Чаще неё из родителей в школе, где учится Савелий, бывают разве что педагоги.

Раушания Гараевна, классный руководитель, полностью на её стороне: звонит на сотовый всякий раз, как только Савелий пропускает уроки. Обе женщины понимают, что это означает лишь одно: очередной заплыв.

После этого звонка жизнь Ольги перетекает в иное измерение; всё, что не касается Савелия, как бы перестаёт существовать. Она напрочь забывает о еде, сне и работе. Как правило, это заканчивается в худшем случае – милицией, в лучшем – стационаром, в котором сын дольше недели находиться не может, – либо сбегает, либо его выписывают из-за невозможности дальнейшего содержания.