Алексей Мальцев - Это не моя жизнь [litres]

Вечером Акулина Доскина удивила всех в очередной раз. Она оказалась единственной, кто согласился помочь медсёстрам в оформлении красного уголка к революционному празднику.

Красные ленточки, портреты членов ЦК и лично товарища Черненко никто до Акулины не вырезал так аккуратно и со слезами на глазах. На вопрос «Что ж ты плачешь, глупая?» родильница огорошила всех присутствующих: «Он помрёт скоро, жалко!» Минута глобального шока, последовавшая за этими словами, была такой зловещей, что у Изместьева зазвенело в ушах.

– Девочка! – неожиданно послышалось из предродовой палаты. – Да за такие слова можно угодить в места не столь отдалённые! Ты неверно понимаешь политику партии!

– Я знаю это лучше вас, господа… – выдал доктор из будущего. И – смутился: – Пардон, товарищи. Поэтому и не стесняюсь в выражениях. А может, я хочу в тюрьму…

Из предродовой послышалось шуршание, кряхтение, и через минуту оттуда выползла преклонных лет дама.

– Кто здесь смеет порочить членов ЦК? Тюрьму я могу быстро устроить! Небо в алмазах, камера два на три… Ишь, распустили тут вас!

Идейная дама оказалась отнюдь не в одиночестве. Вскоре рядом с ней нарисовалась совсем молодая курносая женщина в роговых очках. Акулине показалось, что даже её застиранный халат, на котором с трудом можно было различить не то лютики, не то васильки, выглядел весьма идейно.

– Лично я всем, что имею в жизни, обязана Великому Октябрю! Именно он открыл мне дорогу к знаниям! – затараторила очкастая «марксистка», словно рапортуя съезду партии о достижениях своей партячейки. – Разве могла бы я, девочка из глубинки, стать членом райкома, если бы не завоевания революции?

– Ну, и зачем тебе это членство? – подойдя к «марксистке» так близко, насколько позволяли приличия, Акулина быстро начала «вкручивать» той мозги. – Пойми, тебе другой член нужен! И вообще, смени пластинку! Буквально через пять лет КПСС втопчут в дерьмо! А уже через полгода грянет перестройка с разоблачением культа личности Сталина и застойной эпохи Брежнева. Советую капитально запастись водочкой… Бутылок сто закупить, пока это ещё есть в продаже. Через год её днём с огнём не сыщешь! Её величество трезвость нагрянет!

– Как всё запущено! – идейная оппонентка с «лютиками-васильками» вытащила из кармана платок, сняла очки и принялась старательно протирать их, близоруко щурясь на Изместьева. – Я гляжу, в вашем колхозе партийная работа ещё не на должном уровне! Это в какой деревне, простите, безобразие такое творится? Выпишусь, непременно поставлю вопрос…

Изместьев не нашёлся, что ответить, так как от резкого движения халат «оппонентки» распахнулся, и его прилипчивому «женскому» взгляду оказались доступны не только лютики-васильки.

Старуха тем временем доковыляла до «центра дискуссии». Резко развернув Акулину «на себя», она прервала процесс «созерцания».

– Что ты там несёшь? Что за сумасбродицу?! Сталина не трожь, мразь! Завтра за тобой придут, крошка! На нарах будешь свои песенки петь!

– Займись каким-нибудь бизнесом, изучи маркетинг, менеджмент, – не испугавшись, продолжала «колхозница из будущего». – Организуй какой-нибудь кооператив! По производству противозачаточных средств, к примеру. Это будет стратегически верно. Направь свои таланты в другое русло! Пойми, за такую информацию я, вообще-то, огромные бабки с тебя должна востребовать. А я – совершенно даром!

Услышав последние слова, старуха вдруг резко побледнела, набрала полную грудь воздуха и приготовилась ринуться в «последний и решительный», как вдруг у неё, откуда ни возьмись, сработал кашлевой рефлекс. Побледнев, она резко вывернула голову вбок и назад и затряслась, изо рта вырвался зычный всхрап.

Колхозница, выронив на стол ножницы, подскочила к эпилептичке, подхватила её и профессионально «подцепила» подбородок.

– Чтобы язык не запал, – по-деловому буркнула она застывшим женщинам. – При эпиприпадке это первое дело!

Когда идейную старуху увезли на каталке в палату, Акулине вдруг сделалось скучно. Она подошла к столику, взяла не до конца вырезанный портрет Генерального Секретаря, повертела его в руках, затем скомкала, сунула в карман и направилась в свою в палату. Вслед раздавались какие-то угрозы, но она никак на них не реагировала.

Аркадий не хотел себе признаться в том, что стал понемногу привыкать к телу и новым ощущениям. И, конечно, к крошке, периодически теребившей его набухшие соски. Слава Богу, молока хватило бы не только дочери, но и кому-нибудь ещё. На второй день Доскиной принесли молокоотсос и бутылочку для сцеженного молока. С большим трудом Изместьеву удалось получить первые капли.

Неумолимо приближался день выписки. Василиса Павловна как-то утром намекнула, что неплохо бы с мужем переговорить. Вышагивая по коридору, Акулина неожиданно замерла в нескольких шагах от туалета.

«А ведь мне придётся с этим извергом… Боже!»

При мысли о том, что рано или поздно предстоит разделить постель с пропойцей-мужем, кровь новоявленной Акулины отлила от головы, вызвав острое кислородное голодание жизненно-важных структур мозга.

Изместьев вновь очнулся лежащим на своей койке в палате. С той лишь разницей, что теперь над ним склонились доктора-анестезиологи.

– Может, в палату интенсивной терапии её? – прошелестело над головой подобно майскому ветерку в клейкой тополиной листве.

– Нет, только не в ПИТ! – хрипло отреагировал доктор Изместьев. – Мне уже скоро выписываться. Обыкновенный обморок от духоты, не более. Обещаю, больше не повторится!

– Вас, сударыня, никто не спрашивает! – сказал как отрезал тот, кто в этот момент измерял её давление. Широколобый, в роговой оправе и с греческим носом. – Откуда у вас медицинские познания? Нахваталась с бору по сосенке, а туда же, в профессионалы метим!

– Не «нахваталась», а учусь заочно в медакадемии, на лечфаке, – прошептала на одном дыхании «сударыня», вызвав замешательство в рядах эскулапов. – На днях фармакологию завалила. Собираюсь косметологом работать.

– У-у-у! Косметология… – широколобый поднял глаза к потолку, обнажив острый, отчего-то подрагивающий кадык. – А с какой это стати мединститут академией стал?

– Он ещё не стал, – пояснила «сударыня», приподнимаясь на локте. – А только ещё станет. В девяносто – каком – не помню – году.

Широколобый многозначительно взглянул на коллег, поднялся, и «когорта» в белых халатах покинула палату.

Если бы кто-нибудь сказал Изместьеву, что он, виляя бёдрами, будет ходить в видавшем виды халатике, сцеживать молоко из безволосых грудей и периодически растопыривать ноги в гинекологическом кресле, он бы не раздумывая вызвал психобригаду, чтобы упекли бедолагу до лучших времён в известном направлении.