Алексей Мальцев - Это не моя жизнь [litres]

– Никто из вас четверых не погиб. Кстати, Константин Леонидович, – лейтенант отложил в сторону бумагу и авторучку, – чем вы объясните, что четыре интеллигентных человека, три доктора и один предприниматель, вдруг посреди ночи оказались на железнодорожных путях? Одно дело, когда бомжи и проститутки, но вы – врачи и бизнесмен!

– Нас попросили… – Изместьев замялся, подбирая подходящее словцо. – Нас попросил один человек. Тот самый старик, я говорил…

– Фамилия, возраст, адрес, – профессионально «зацепился» за информацию лейтенант. – Кто по профессии, чем занимается?

В этот момент в кабинет постучали. Стройная девушка с погонами младшего лейтенанта, поздоровавшись, склонилась к своему коллеге и что-то начала возбуждённо шептать тому на ухо.

– Кстати, Константин Леонидович! – с упором на отчество произнёс лейтенант. – Не одни вы удивляетесь по данному поводу. Настоящий Изместьев, по документам, поражён не меньше, чем вы. Хотите взглянуть на настоящего Изместьева?

– Что?! – едва не задохнулся доктор. Он хотел крикнуть, что это ЕГО фамилия, но потом подумал, что получится совсем как в фильме про Ивана Васильевича «Аз Есьм Царь». – Вы соображаете, что говорите? У меня есть проблемы с памятью, но не настолько!

– Пригласите, пожалуйста, – громко обратился лейтенант к коллеге. – Аркадия Ильича. Изместьева, разумеется. Правда, он утверждает, что его… зовут Павлом Ворзониным…

Через минуту под натужные смешки доктора в кабинет вошёл… он сам, возмущённый и растрёпанный.

Аркадий вскочил со стула, резво подбежал к зеркалу и гортанно застонал. Из Зазеркалья на него ошалело взирал молодой муж Ксении Аленевской, зять его одноклассницы Жанны – Константин Леонидович Фаревский.

Уютный зал ресторана «СуперСтар» переливался всеми цветами радуги. Вечер был в разгаре, официанты сновали туда-сюда, не успевая менять на столах гостей посуду, закуски и напитки.

Особенно их «напрягал» длинный, как торпеда, стол слева от эстрады, во главе которого восседал захмелевший юбиляр, главный режиссёр областного театра драмы.

Неподалёку от «юбилейного» стола за небольшим столиком молчком сидели двое. Один из них, молодой и подтянутый, косметолог Константин Фаревский разглядывал свои ухоженные руки, чувствуя в теле странную лёгкость и прыгучесть. Ему постоянно хотелось вскочить на столик и громко хохотать на весь ресторан.

В этом не было ничего удивительного, ведь несколько часов назад он был сорокалетним доктором «скорой помощи» Аркадием Изместьевым. Помолодеть за ночь на пятнадцать лет – не каждый сможет вынести такое…

Напротив него покручивал усы известный психотерапевт Ворзонин. Разумеется, психотерапевтом он был лишь внешне.

Первым нарушил затянувшееся молчание тот, кто помоложе:

– Выбрали тоже! Самый дорогой ресторан города! Или думаете, раз у вас в будущем денег фактически нет, так и здесь их считать не нужно? Вполне можно было ограничиться кафешкой попроще! Или ночным клубом, в конце концов!

Помолодевший Аркадий никак не ожидал, что сказанное подействует на собеседника, как вид использованного презерватива на старую деву:

– Вы ещё ночной клуб «Беглая лошадь» предложите! Вот что, Аркадий Ильич… Никаких кафешек в вашем городе! Ни-ка-ких! – перестав крутить усы, псевдо-психотерапевт почти прокричал: – Там пиротехнику запрещённую используют, холодные фейерверки!

– Ни хрена себе… Это катастрофа самолёта на вас так подействовала?

– К сожалению, авиакатастрофа – не единственный… катаклизм, обрушившийся на ваш город. Забегая вперёд, признаюсь, что разрыв континуума в пространстве и времени мы ликвидировали, но ваш город, словно воронка, ещё какое-то время будет притягивать катастрофы. Наподобие той, которую вы видели. Волны расходятся кругами, ваш город в эпицентре.

– Вам ещё не надоело меня пугать?

– Вспомните наш разговор в ту ночь, когда я после эрмикции разыскал вас ночью? – пропустив мимо ушей вопрос Фаревского, почти приказал, почёсывая чужую лысину, Клойтцер. – Кажется, мы сидели в том самом ночном клубе. Я в прошлое позвонил ещё.

– Да, что-то припоминаю! – закивал головой косметолог. – Как же, звонок в прошлое! Я тогда был в глубоком шоке. У меня не укладывалось… У меня вообще, наваждение воспоминаний. Словно с памяти сдёрнули накидку, и проступило столько всего!

– Сейчас не об этом речь. Там, в клубе, я ощутил раздвоение реальности. Вроде бы все двигались одинаково, делали одно и то же, но… в разной последовательности, с разной скоростью, интенсивностью, слегка раздваиваясь… Я рассказывал.

– Помню, помню! Так обычно бывает после первой бутылки! – попытался пошутить москвич, но усы псевдо-Ворзонина тотчас ощетинились, и собеседник вынужден был прикусить язык.

– Отнюдь! Это зависит от континуума! – горячо «выдал», словно раскалённую заготовку из печи, Ворзонин. – Как выпадет карта в прошлом, так и сложится реальность. На днях я побывал в этом клубе, кстати. Кто-то поставил точку! Прикидываете? Никакой раздвоенности, представляете? Я очень опасаюсь, как бы чего не произошло уже в ближайшее время. Поэтому, обходите стороной…

– Почему это наблюдается лишь в «Беглой лошади»?

– Не только там, не сомневайтесь, – «успокоил» косметолога Ворзонин. – Нечто подобное наблюдалось в разбившемся «Боинге». Кстати, с вашей нынешней физиономией в одной из ролей. Вы-то появлялись в нём, то вдруг исчезали. Здесь поработал ваш сын Савелий, поскольку я не успевал. Он убедил лететь настоящего Фаревского не роковым рейсом, а днём раньше. Кстати, настоящий москвич… – психотерапевт неожиданно улыбнулся, задрал голову вверх и кому-то помахал рукой. – Он сейчас завис над нашим столом и, слушая разговор, обалдевает!

– Да, помню, он что-то говорил на путях перед катастрофой, – закивал мнимый косметолог, окинув взглядом зеркальный потолок. – Зачем это было делать?

– Чтобы тело осталось в целости и сохранности, неужели непонятно? А поскольку делалось это «по-живому», по уже свершившемуся факту, то и пребывание Фаревского в самолёте получилось виртуальным, нечётким.

– Знаком, то есть, предвестником катастрофы? – не удержался Изместьев. – Но этого никто не видел, не мог видеть! Ведь вас там не было!

– Как выяснилось, видела одна стюардесса. Он ей понравился. Если человек питает к объекту какие-то чувства, то может видеть сквозь завесу времени. Это, кстати, критерий истинности чувств.

– Ах, какая патетика! – закатил к потолку чужие глаза Аркадий.

– Ещё я советую вам распрощаться с прежним именем раз и навсегда. Метаморфозу, произошедшую с вами, затеял я. Конкретно – ведущий эрмикт-коатер Института Времени, научный руководитель проекта «Маркиз» Карл Клойтцер. Настало время назвать вещи своими именами. Час пробил.