Адриан Чайковский - Дети времени [litres]

Но для них нет «обратно». Они сейчас на пути к единственной потенциально пригодной для жизни планете, которой они в состоянии достичь.

Он размышлял над тем, что можно было бы послать, чтобы вытолкнуть Керн в нечто, хоть немного похожее на разумность. Или Керн сейчас уже тоже превратилась в отказывающее устройство? Может, близится конец всем творениям рук человеческих, как он пришел к самим творцам?

Невозможно было допустить, что вселенная останется создателям этой охватившей планету паутины – легионам безмозглых ползучих тварей, которым никогда не узнать испытаний и трудностей, через которые прошло несчастное человечество.

Новое сообщение пришло им на той же частоте. Холстен тупо его выслушал: даже не имитация языка, а просто цифровой код.

К его стыду, опознал его «Гильгамеш», а не он сам. Это был тот сигнал, который Керн когда-то отправляла к планете. Это был ее тест на разумность для обезьян.

Не пытаясь анализировать свои побуждения, Холстен составил правильный ответ (ближе к концу – с подсказками «Гильгамеша») и отправил обратно.

Последовала новая серия вопросов – на этот раз новых.

– Что это?

Лейн оказалась у него за спиной, как в былые времена. Если не оглядываться, можно было убедить себя в том, что со времени их прошлого сеанса утекло не так уж много воды.

– Керн нас проверяет, – ответил он. – Может, хочет убедиться, что мы достойны?

– Отправляя нам экзамен по математике?

– Она и раньше была не слишком логична. Так почему бы и нет?

– Ну, так отправляй ей ответы. Давай!

Холстен так и сделал: составлять ответ стало намного легче, когда из уравнения удалили сложности самого языка.

– Конечно, мы понятия не имеем, какой в этом смысл, – напомнил он.

– Но остается надеяться, что смысл есть, – отозвалась она сухо.

Холстен смутно отметил, что на заднем плане переминаются Карст и Вайтес, которым не терпится вернуться к обсуждению военных действий.

Третьего этапа теста не было. Вместо этого они получили новую порцию того раздражающе почти-имперского С, который Холстен уже видел. Он быстро его проанализировал, прогнав через свой дешифровщик и программу распознавания закономерностей. Текст казался более простым и с гораздо большим количеством повторяющихся участков. Ему в голову пришло сравнение «как разговор с ребенком», и он испытал еще один головокружительный момент сомнений в том, кто или что говорит там, далеко. «Керн, конечно же? Только Керн, которая стала странной – еще более странной – из-за разъедающего воздействия времени и расстояния». Однако, хотя точкой отправки сигнала и было крошечное Сторожевое Обиталище Керн, какой-то уголок его сознания уже понял, что это не так.

– Я могу определить часть слов, которые часто используются, – объявил он хрипло, когда он со своим набором программ закончил работу. Ему не удалось заставить свой голос не дрожать. – Я нашел явную форму глагола «приближаться» и слово «близко», и кое-какие индикаторы, которые я связал бы с «позволением» или «согласием».

Это объявление было встречено именно таким задумчивым молчанием, какого оно заслуживало.

– Значит, они запели по-другому, – отметил наконец Карст. – По твоим словам, раньше было «убирайтесь на хрен».

– Было, – кивнул Холстен. – Оно изменилось.

– Потому что Керн отчаянно нуждается в наших великолепных знаниях математики? – вопросил шеф безопасников.

Холстен открыл было рот, но тут же снова закрыл, не желая придавать своим подозрениям весомость.

Это за него сделала Лейн:

– Если это и правда Керн.

– А кто же еще?

Однако в голосе Карста появились резкие ноты, показывавшие, что не так уж он и туп.

– Нет никаких данных о существовании чего-то, помимо Керн, что бы вело оттуда передачу, – решительно заявила Вайтес.

– А как насчет вот этого?

Холстен ткнул пальцем в экран, где по-прежнему были картинки с дрона.

– Нам неоткуда узнать, что происходило на планете. Это ведь был эксперимент. Возможно, то, что мы видим, – это аберрация, как на серой планете с ее грибами. Суть в том, что спутник Керн по-прежнему здесь присутствует, а сигнал идет от него, – заупрямилась Вайтес.

– Или, возможно… – начала Лейн.

– Не исключено, – оборвала ее Вайтес. Видно было, что само допущение ей отвратительно. – Но это ничего не меняет.

– Точно! – поддержал ее Карст. – То есть даже если они… если Керн… говорят: «ага, садитесь», что нам делать? Потому что если у нее остались все ее штучки, она может нас настругать, как только мы выйдем на орбиту. И это даже не говоря об этой ублюдочной дряни и о том, на что она способна. Я о чем: если это что-то выросло на планете, так это ведь эксперимент Керн, верно? Может, оно делает то, что она прикажет.

Наступило неловкое молчание: все выжидали, не скажет ли кто-нибудь что-то в пользу противоположного варианта, хотя бы для проформы. Холстен прокручивал услышанное, пытаясь составить фразу, которая не прозвучала бы совершенно безумно.

– Когда-то в Старой Империи была традиция, – медленно проговорила Вайтес, – предоставлять выбор преступникам, тюремным заключенным. Брали двоих и приказывали помиловать или обвинить друг друга, причем каждый принимал решение в одиночку, не имея возможности посовещаться. Все проходило действительно хорошо, если оба решали друг друга помиловать, но они подвергались какому-то наказанию, если оба друг друга обвиняли. Но ах, если вы оказывались заключенным, решившим помиловать друга, и обнаруживали, что он в ответ вас обвинил…

Она улыбнулась, и по этой улыбке Холстен вдруг понял, что она все-таки постарела, просто это почти не отражалось на ее лице, не проявлялось из-за того, что она не давала воли никакой мимике.

– Тогда какой же выбор правильный? – спросил у нее Карст. – Как заключенные из этого выбирались?

– Логический выбор зависит от ставок: от взвешивания наказаний в случае различных вариантов, – объяснила Вайтес. – Боюсь, что факты и ставки очень суровы и очень ясны. Мы можем приблизиться к планете в надежде, что, вопреки всему прошлому опыту, теперь нас готовы принять. Как и сказал Карст, это сделает нас уязвимыми. Мы подвергнем корабль опасности, если окажется, что это была просто уловка или даже Мейсон вообще сделал какую-то ошибку при переводе. – Она скользнула взглядом по Холстену, словно предлагая ему возражать, но на самом деле он был отнюдь не уверен в собственных успехах. – Или же мы атакуем: используем дроны прямо сейчас и готовимся продолжить нападение, когда «Гильгамеш» достигнет планеты. Если мы так поступим и ошибемся, мы лишим себя бесценного шанса достичь с интеллектом Старой Империи некого соглашения. – В ее голосе звучало искреннее сожаление. – Если мы придем с миром и ошибемся, мы, скорее всего, погибнем – все мы, все человечество. Не думаю, что стоит спорить относительно весомости того, что нам предлагается. Для меня на этом этапе есть только один разумный вариант.