Адриан Чайковский - Дети времени [litres]

Но, конечно же, в стазисе снов не видят. Даже Холстен достаточно хорошо помнил научные основы, чтобы это знать. Сны не снятся, потому что процесс охлаждения сводит активность мозга к абсолютному минимуму, подавляя даже работу подсознания. Это необходимо, потому что не сдерживаемая мозговая активность во время насильственного ничегонеделания в период долгого сна привела бы к сумасшествию. Холстен прекрасно помнил, что они уже теряли человеческий груз: возможно, у этих мучеников все было именно так.

Его странно успокоило осознание того, что его стазис-камера начала отказывать на каком-то глубоком, механическом уровне, так что он потерялся в собственном разуме. Он попытался представить себе, как сражается со стазис-камерой, ползет вверх по крутому склону изо льда и препаратов, чтобы проснуться, как стучит в неподвижную крышку гроба, похороненный заживо внутри принявшего форму корабля мавзолея, воздвигнутого в честь нелепого нежелания человечества сдаться.

Все это не запустило у него выброс адреналина. Его разум упрямо отказывался покинуть самодельную камеру в ангаре для шаттлов, пока он медленно разбирал оставленные ему файлы. И, конечно же, это был сон, потому что они были все о том же: новые сведения об устройстве Гюина, аппарате для загрузки, которую тот целиком вырвал из заброшенной станции терраформирования. Холстен создал себе сон с административным чистилищем.

Шли дни… или, по крайней мере, он ел и спал – и ему выносили ведро. Он не ощущал, чтобы вне клетки происходило что-то осмысленное. Он не понимал, зачем нужны все эти люди – если не считать того, что они проживают день за днем, заставляют его переводить и умножают свою численность. Эта популяция выглядела странно-сиротски: словно вши, расползшиеся по кораблю-ковчегу, которых «Гилли» может изгнать из своих помещений в любой момент. Видимо, они начали свою жизнь как груз – но как давно? Сколько поколений назад?

Они продолжали смотреть на него с тем же странным благоговением – словно на пойманного полубога. Только когда они пришли побрить ему голову, он до конца это понял. Все они, похоже, волосы не обрезали, но им было важно, чтобы у него оставалась только короткая щетина. Это был знак его статуса, его инакости. Он был человеком прежних времен, одним из первоначальных.

«Как и Фрай Гюин». Эта неприятная мысль наконец развеяла его довольно милую иллюзию, что это какой-то кошмар криосна. Продираясь сквозь сложные философские трактаты относительно результатов процесса перезагрузки, он получил окошко, через которое смог заглянуть в плотно стиснутый, жаждущий власти разум Гюина. У него стала складываться самая приблизительная картина того, что происходит – и, следовательно, того, что могло пойти не так.

А потом они вдруг открыли его клетку – горстка фигур в бесформенных одеждах – и вывели наружу. Он не успел закончить очередную работу, а его охранники казались непривычно напряженными. Его мысли моментально забурлили всевозможными предположениями о том, что с ним собираются сделать.

Его вывели из ангара в коридоры «Гильгамеша» – по-прежнему молча. Со стороны этих людей не заметно было того показного благоговения, с которым до этого к нему относились, что, как он решил, не обещает ничего хорошего.

А потом он увидел первые трупы: мужчину и женщину, валяющихся у них на пути сломанными куклами в луже крови на узорчатом полу. Их били ножами – по крайней мере так показалось Холстену. Его протащили мимо них: его сопровождающие… похитители… словно их не заметили. Он попытался что-то спрашивать, но его просто заставили двигаться еще быстрее.

Он мог бы начать вырываться, сопротивляться, кричать – но ему было страшно. Они все оказались крепко сложенными людьми – крупнее большинства серорясных вшей, которых Холстен видел до этого. У них на поясе висели ножи, а у одного – длинная пластиковая палка с припаянным к концу лезвием: это были древние орудия охотников и собирателей, сделанные из деталей, оторванных от космического корабля.

Все делалось так быстро и уверенно, что он только в самом конце понял, что его похитили, что одна группировка отняла его у другой. Все сразу же стало еще хуже, чем ему казалось. «Гильгамеш» не просто заполонили безумные потомки разбуженного груза: они уже начали воевать друг с другом. Это было проклятием Старой Империи – такое восстание человека на человека, которое постоянно тормозило развитие общества.

Его провели мимо часовых и охранников – по крайней мере, он счел их ими – мужчин и женщин. Кто-то был в корабельных костюмах, кто-то – в сшитых одеяниях, а кто-то в самодельных доспехах, как будто в ожидании жюри, которое явится судить самый непритязательный в мире карнавал. Это должно было казаться смешным. Это должно было казаться жалким. Но, встретив их взгляды, Холстен похолодел от их стальной решимости.

Его привели в одну из корабельных мастерских с десятком терминалов, половина из которых не работала, а остальные мигали. За ними велась работа (настоящая техническая работа, подобающая цивилизованным людям), и Холстену показалось, что они борются за управление, участвуют в какой-то колоссальной виртуальной битве на невидимой арене.

В дальней части комнаты сидела женщина с коротко остриженными волосами, чуть старше Холстена. На ней был корабельный костюм с закрепленными на нем пластиковыми пластинами и чешуей, словно чья-то карикатура на королеву-воительницу, вот только вид у нее был очень серьезный. У подбородка пролег неровный подживший шрам, за пояс был заправлен длинный пистолет – первое увиденное Холстеном современное оружие.

– Привет, Холстен, – сказала она, и его интерпретация происходящего внезапно перевернулась, словно игральная карта.

– Лейн? – вопросил он.

– Ну и лицо у тебя, – заметила она, дав ему достаточно времени, чтобы оправиться от удивления. – Типа «понятия не имею, что происходит». И, честно говоря, мне что-то не верится. Ты же все-таки считаешься умным типом. Ну, так скажи мне, Холстен, что ты знаешь?

Она говорила отчасти похоже на ту женщину, которую Холстен помнил, – но только если эта женщина уже какое-то время вела трудную и суровую жизнь.

Он тщательно обдумал ее просьбу. Ему очень хотелось отрицать всякое понимание, но она была права: это было бы эгоистичной ложью. «Я просто книжник, который делает, что ему сказано. Я не виноват». А ему уже начало казаться, что на самом деле он отчасти виноват. Виноват в том, что сейчас происходит.

– Гюин захватил власть, – предположил он.

– Гюин – капитан. Он и так был… что?., у власти. Ну же, Холстен.

– Он разбудил множество груза. – Холстен бросил взгляд на бандитскую команду Лейн. Кажется, в некоторых он узнал ее инженеров. Другие могли быть из того же груза, который Гюин, видимо, завербовал себе на службу. – Полагаю, он начал это делать довольно давно: судя по их виду, сейчас там уже третье или четвертое поколение. А это вообще возможно?