Курт Воннегут - Завтрак для чемпионов [litres]

Пока Двейн Гувер слушал радио из Западной Виргинии, Килгор Траут пробовал выспаться в одном из кинотеатров Нью-Йорка. Это было гораздо дешевле, чем снимать номер в гостинице. Траут никогда в жизни этого не делал, но он знал, что по таким киношкам спят нью-йоркские грязные старикашки. А ему хотелось прибыть в Мидлэнд-Сити самым грязным из всех стариков. Предполагалось, что он там примет участие в симпозиуме на тему «Будущее американского романа в век Маклюэна». И он хотел выступить на этом симпозиуме так: «Не знаю, кто такой Маклюэн, но я знаю, что значит провести ночь в кинотеатре Нью-Йорка с другими грязными стариками. Может быть, поговорим об этом?»

И еще он хотел сказать: «А может ли этот Маклюэн, кто он там ни есть, объяснить связь между «норками нараспашку» и книгоиздательским делом?»

Днем Траут приехал из Когоуза. Он успел зайти в несколько лавчонок, торгующих порнографией, и в магазин белья. Он купил две свои книжки: «Чуму на колесах» и «Теперь все можно рассказать» , потом журнал со своим рассказом и рубашку под смокинг. Журнал назывался «Черные подвязки» . На вечерней рубашке вся грудь была в рюшах. По совету продавца Траут вместе с рубашкой купил еще пакет с набором туалетных принадлежностей. В наборе был пояс, бутоньерка и галстук бабочка. Все это было апельсинового цвета.

Это добро Траут держал на коленях вместе с шуршащим бумажным мешком, в котором был его смокинг, шесть пар новых шортов, шесть пар новых носков, бритва и новая зубная щетка. У Траута много лет зубной щетки вообще не было.

Широковещательная реклама на обложках романов Траута обещала, что будет много «норок нараспашку». Картинка на обложке романа «Теперь все можно рассказать» (кстати, именно этот роман превратил Двейна Гувера в кровожадного маньяка) изображала университетского профессора, которого раздевала компания голеньких студенток. В окно женского студенческого общежития виднелась башня городской библиотеки. За окном стоял день, и на башне виднелись часы. Вид у них был такой:

На профессоре уже ничего не оставалось, кроме полосатых кальсон, носков, подвязок и профессорской шапочки. Выглядела она так:

Ни одного слова насчет профессора, или студенток, или университета в книжке Траута не было. Эта книга была написана в виде послания, адресованного Создателем вселенной единственному обитателю этой вселенной, обладавшему свободой воли.

Что же касается рассказа в журнале «Черные подвязки» , то Траут понятия не имел, что рассказ был опубликован. А рассказ, оказывается, был напечатан давным-давно – в апрельском номере 1962 года. Траут нашел журнал случайно перед входом в лавчонку в корзине со всякой чепуховиной. Все это были детские журнальчики.

Когда Траут купил журнал, кассир решил, что он не то пьяный, не то слабоумный. Чего там он увидит, кроме полуодетых дамочек, подумал кассир, ножки они, конечно, задирали, но на них были штанишки, разве можно их сравнить с «норками нараспашку», которые продавались в глубине лавки?

– Надеюсь, получите удовольствие, – сказал кассир Трауту. Этим он хотел сказать, что Траут там найдет картинки, глядя на которые можно будет самоублажаться, так как все эти журналы издавались именно с такой целью.

– Это для фестиваля искусств, – сказал Траут.

Что же касается самого рассказа, то он назывался «Плясун-дуралей», и, как во многих произведениях Траута, в нем говорилось о трагической невозможности наладить общение между разными существами.

Вот сюжет рассказа. Существо по имени Зог прибыло на летающем блюдце на нашу Землю, чтобы объяснить, как предотвращать войны и лечить рак. Принес он эту информацию с планеты Марго, где язык обитателей состоял из пуканья и отбивания чечетки.

Зог приземлился ночью в штате Коннектикут. И только он вышел на землю, как увидал горящий дом. Он ворвался в дом, попукивая и отбивая чечетку, то есть предупреждая жильцов на своем языке о страшной опасности, грозившей им всем. И хозяин дома хоккейной клюшкой вышиб Зогу мозги.

В кинотеатре, где сидел Траут, держа свой пакет на коленях, показывали только скабрезные фильмы. Музыка тихо баюкала зрителей. На серебряном экране молодой человек и молодая женщина безмятежно почмокивали друг дружку в разные места.

И Траут, сидя там, сочинил новый роман. Героем романа был земной астронавт, прилетевший на планету, где вся животная и растительная жизнь была убита от загрязнения атмосферы и остались только гуманоиды – человекообразные. Гуманоиды питались продуктами, добываемыми из нефти и каменного угля.

В честь астронавта – звали его Дон – жители планеты задали пир. Еда была ужасающая. Разговор шел главным образом о цензуре. Города задыхались от кинотеатров, где показывали исключительно непотребные фильмы. Гуманоидам хотелось бы прикрыть все эти кинотеатры, но так, чтобы не нарушать свободы слова.

Они спросили Дона, представляют ли порнофильмы такую же опасность на Земле, и Дон сказал: «Конечно». Они поинтересовались, действительно ли на Земле показывают очень похабные фильмы. Дон сказал:

– Хуже некуда.

Это прозвучало как вызов. Гуманоиды были уверены, что их порнофильмы переплюнут любой земной фильм. И тут все расселись по пневмокебам и поплыли в порнокино на окраине.

Был перерыв, и Дон успел поразмышлять – что же можно придумать гаже, чем те фильмы, которые он видел на Земле? И он даже почувствовал некое возбуждение еще до того, как начался фильм. Женщины из публики тоже были распалены и взволнованы.

Наконец свет погас, и занавес раздвинулся. Сначала на экране ничего не было. Слышалось только чавканье и стоны через динамик. Потом появилось изображение. Это были первоклассные кадры – гуманоид мужеского пола, евший нечто вроде груши. Камера переходила с его губ и языка на зубы, блестевшие от слюны. Ел он эту грушу не торопясь. Когда последний кусок исчез в его слюнявой пасти, камера крупным планом остановилась на его кадыке. Его кадык непристойно прыгал. Он удовлетворенно рыгнул, и на экране показалась надпись на языке этой планеты:

Конец

Все это, конечно, было липой. Никаких груш на планете не было. И фильм про грушу был просто короткометражкой, чтобы публика успела поудобнее усесться.

Потом начался самый фильм. В нем участвовали мужская и женская особь, двое их детей, их собака и их кот. Они непрерывно ели – целых полтора часа: суп, мясо, бисквиты, масло, зелень, овощи, картофельное пюре с соусом, фрукты, конфеты, пирожные. Камера все время была примерно в футе расстояния от их сальных губ и прыгающих кадыков. А потом отец поднял на стол и собаку и кота, чтобы они тоже могли принять участие в этой оргии.