Курт Воннегут - Завтрак для чемпионов [litres]

– Должно быть, он видит в вас настоящего мужчину, настоящего друга и понимает, что вы стерпите его выходки, когда у него плохое настроение.

– А вам было бы приятно, если б он насмехался над вашим костюмом? – спросил Гарри. Вот, оказывается, чем Двейн обидел Гарри: насмехался над его костюмом.

– А я бы не забывала, что во всем городе у него служить лучше всего, – сказала Франсина. И это была правда. Двейн платил своим служащим больше всех, они получали долю прибыли и еще премиальные в конце года, к Рождеству. Он первый из автомобильных торговцев в этих местах завел для своего персонала страховые полисы «Синий крест – Синий щит» – на случай заболевания. Он установил пенсионную шкалу – лучшую во всем городе, кроме общества «Бэрритрон». Двери его кабинета всегда были открыты для любого служащего, если у того были неприятности и надо было посоветоваться – все равно, касались ли эти неприятности продажи автомобилей или же нет.

Например, в тот день, когда он обидел Гарри своими насмешками над его одеждой, Двейн просидел часа два с Верноном Гарром, обсуждая галлюцинации жены Вернона.

– Ей мерещится то, чего нет, – сказал Вернон.

– Отдохнуть бы ей, Верн, – сказал Двейн.

– Может, и я схожу с ума, – сказал Вернон. – Приду домой и битых два часа разговариваю со своим псом, сукин он сын…

– Точь-в-точь как я, – сказал Двейн.

Вот какая сцена произошла между Гарри и Двейном, вот из-за чего Гарри так расстроился.

Гарри зашел в кабинет Двейна сразу после Вер-нона Гарра. Никаких неприятностей он не ожидал, ибо у него с Двейном никаких серьезных неприятностей не бывало.

– Ну, как мой старый боевой товарищ? – спросил Гарри.

– Ничего, все как полагается, – сказал Двейн. – А у вас ничего не случилось?

– Нет, – сказал Гарри.

– Жена Вернона вообразила, что он превращает вещество ее мозга в плутоний, – сказал Двейн.

– А что такое плутоний? – спросил Гарри. Так они поболтали, и Гарри старался поддерживать разговор. Он сказал, что иногда грустит, оттого что у него нет детей. – Хотя отчасти я и рад, – сказал он, – ну зачем и мне способствовать перенаселению Земли?

На это Двейн ничего не ответил.

– Может, надо было нам хоть усыновить кого, – сказал Гарри, – да теперь уже поздно. Нам со старухой и так не скучно – упражняемся друг с дружкой будь здоров. Зачем нам ребенок?

Вот когда он упомянул об усыновлении, Двейн взбесился. Его самого усыновили: его взяла супружеская пара, переехавшая в Мидлэнд-Сити из Южной Виргинии, чтобы заработать побольше денег на заводе во время Первой мировой войны. Родная мать Двейна была незамужней учительницей, она писала сентиментальные стишки и уверяла, что ведет род от Ричарда Львиное Сердце, который был королем. Родной отец Двейна был приезжий наборщик, соблазнивший его мать тем, что отпечатал ее стишки типографским способом. Он не тиснул их в газету и вообще никуда не отдал. Ей было достаточно того, что он их отпечатал в одном экземпляре.

Она была несовершенной детородной машиной и автоматически самоуничтожилась, рожая Двейна. Наборщик исчез. Он был самоисчезающей машиной.

Может быть, слово «усыновить» вызвало какую-то злополучную химическую реакцию в мозгу Двейна. Во всяком случае, он совершенно неожиданно зарычал на Гарри:

– Слушайте, Гарри, взяли бы у Вернона Гарра ветошь, облили бы «Суноко-синью» и сожгли бы весь свой хреновый гардеробчик. А то мне мерещится, будто я сижу у «Бр. Уотсон».

«Бр. Уотсон» называлось похоронное бюро для белых людей среднего и выше среднего достатка. «Суноко-синь» была марка бензина.

Сначала Гарри обалдел, потом ему стало обидно. Ни разу за все годы, что они работали вместе, Двейн ни словом не обмолвился о его одежде. По мнению Гарри, одевался он строго и аккуратно. Рубашки он носил белые. Галстуки – синие или черные. Костюмы – серые или темно-синие. Ботинки и носки – черные.

– Знаете что, Гарри, – сказал Двейн с ехидством. – Подходит «Гавайская неделя», и я не шучу: сожгите свои тряпки и купите себе все новое или же поступайте на службу к «Бр. Уотсон».

Гарри так и стоял разинув рот, – а что ему еще было делать?

«Гавайская неделя», про которую упомянул Двейн Гувер, была рекламным предприятием: всю контору убирали и украшали так, чтобы помещение как можно больше походило на Гавайские острова. Люди, купившие новые или подержанные машины или заплатившие за ремонт в последнюю неделю свыше 500 долларов, тем самым получали право участвовать в лотерее. Трое таких счастливчиков выигрывали по бесплатной поездке на два лица: сначала – в Лас-Вегас и Сан-Франциско, оттуда – на Гавайские острова.

– Я уже не говорю, что ваша фамилия звучит как модель «бьюика», хотя продаете вы «понтиаки», – продолжал Двейн. Он намекал на то, что один из заводов «Дженерал моторс», выпускавший «бьюики», какую-то модель своих машин назвал «Лё Сабр». – Тут вы не виноваты. – Двейн уже тихонько похлопывал ладонью по столу, и это было хуже, чем если бы он стучал по столу кулаком. – Но есть до черта всякого такого, что вы можете переменить, Гарри. У вас будет несколько свободных дней. Надеюсь увидеть вас совершенно другим после уик-энда, когда я вернусь на работу во вторник.

Уик-энд был на этот раз особенно длинным, потому что понедельник был национальным праздником, Днем ветеранов. Праздник проводили в честь лиц, которые когда-то, служа своей стране, носили военную форму.

– Когда мы только начали продавать «понтиаки», Гарри, – сказал Двейн, – эта машина была удобным видом транспорта для учительниц, бабушек, незамужних тетушек. (Так оно и было.) Но может быть, вы, Гарри, не заметили, что теперь «понтиак» стал блистательным спутником золотой молодежи, азартных людей, которые любят урвать свое у жизни. А вы одеваетесь, как будто у нас похоронное бюро. Взгляните на себя в зеркало, Гарри, и спросите себя, кому придет в голову связать марку «понтиак» с такой фигурой?

Но Гарри был слишком потрясен, чтобы напомнить Двейну, что, как бы он ни выглядел, его все равно считали одним из лучших агентов по продаже «понтиаков» не только в своем штате, но и на всем Среднем Западе. А в районе Мидлэнд-Сити «понтиак» раскупался лучше других машин, хотя цена машины считалась не очень низкой. Цена на нее считалась средней.

Двейн Гувер объяснил Гарри Лесабру, что «Гавайский фестиваль» начнется сразу после длинного уик-энда и что для Гарри открывается радужная перспектива – расслабиться, развлечься, да и других людей подбодрить, поразвлечь.

– Гарри, – сказал Двейн, – у меня есть для вас новость: современная наука изобрела для нас целую гамму роскошных красок с изумительными, странными названиями. Красный! Зеленый! Розовый! Оранжевый! Чувствуете, Гарри? Больше мы не ограничены только черным, белым да серым. Чудесная новость, Гарри, верно? А судебная палата только что объявила, что улыбаться в часы работы вовсе не преступление, Гарри, да и наш губернатор лично мне обещал, что за анекдоты больше в исправительную колонию для взрослых, в отделение сексуальных преступников сажать не будет.