Курт Воннегут - Завтрак для чемпионов [litres]

Я загляделся на особняк Кидслеров, совершенно не подозревая, что пес у меня за спиной, как вулкан, готов взорваться от ярости. Килгор Траут подходил по бульвару все ближе. Я как-то безразлично относился к его появлению, хотя нам и надо было очень серьезно поговорить о том, как я его создал.

Вместо этого я думал о своем деде со стороны отца – он был первым дипломированным архитектором в Индиане. Он спроектировал сказочные дворцы для миллионеров-«хужеров». Теперь на месте этих дворцов оказались похоронные бюро, клубы гитаристов, винные погреба и стоянки для автомашин. Я думал и о своей матери, о том, как она однажды во время Великой депрессии прокатила меня на машине по Индианаполису, чтобы поразить могуществом и богатством другого моего деда – ее отца. Она показала мне, где стоял его пивной завод, где были его сказочные дома. На их месте всюду оставались одни ямы.

Килгор Траут был уже совсем близко от своего создателя и замедлил шаг. Почему-то он меня испугался.

Я повернулся к нему так, что мои лобные пазухи, откуда посылают и где принимают все телепатические сигналы, оказались симметрично на одной линии с его лобными пазухами. И я несколько раз телепатически повторил: «У меня для вас есть хорошие вести».

И тут Казак прыгнул.

Я увидел Казака углом правого глаза. Его глаза были как фейерверк. Зубы – белые сабли. Слюна – синильная кислота. Кровь – нитроглицерин.

Он плыл, как цеппелин, лениво повисший в воздухе.

Мои глаза сообщили о нем моему мозгу.

Мозг немедленно передал эту весть в гипоталамус, велел ему передать гормон СБФ в короткие сосуды, связывающие гипоталамус с шишковидной железой.

От этого гормона железа послала другой гормон АКТГ в мою кровь. Эта железа накапливала свой гормон именно для таких случаев. А цеппелин приближался и приближался.

Часть гормона шишковидной железы достигла коры надпочечников, где на такой случай накапливались глюкокортикоиды. Надпочечник выделил эти вещества в кровь. Они растекались по всему моему телу, превращая гликоген в глюкозу. Глюкоза питала мышцы. Благодаря глюкозе я мог драться, как дикая кошка, или бегать, как олень.

А цеппелин приближался и приближался.

Мои надпочечники впрыснули в меня и дозу адреналина. Я весь покраснел, оттого что у меня подскочило кровяное давление. От адреналина сердце у меня заколотилось, как звонок сигнала тревоги. От него у меня волосы встали дыбом. А в кровь от адреналина поступили еще коагулянты, свертывающие ее, чтобы в случае ранения я не потерял всех жизненных соков.

Все это было вполне нормальной защитной реакцией человеческой машины.

А Килгор Траут смотрел на меня с некоторого расстояния, не зная, кто я такой, не зная ничего про Казака, не зная, как мое тело отреагировало на прыжок пса.

За этот день с Траутом много чего случилось, но день еще не кончился. Сейчас он увидал, как его создатель перепрыгнул через автомобиль.

Я упал на колени и на руки посреди Фэйрчайлдского бульвара.

Казак был отброшен решеткой. Земное притяжение подействовало и на него, как на меня. Его швырнуло на асфальт. На миг Казаку отшибло мозг.

Килгор Траут повернул назад. В испуге он поспешил обратно в больницу. Я стал звать его, но он пошел еще быстрее.

Тогда я вскочил в свою машину и погнался за ним. Я опьянел, как дурак, от адреналина, и коагулянтов, и всяких прочих веществ.

А Траут уже бежал рысцой, когда я стал его нагонять. Я рассчитал, что он делал около одиннадцати миль в час, что было великолепным достижением для человека его возраста. Он тоже был переполнен адреналином, и коагулянтами, и глюко – кортикоидами.

Окна у меня в машине были открыты, и я закричал ему вслед:

– Эгей, мистер Траут, эгей! Эгей!

Он замедлил шаг, услыхав свое имя.

– Эгей! Я вам друг! – крикнул я.

Он прошаркал еще шага два и остановился. Задыхаясь от усталости, он прислонился к ограде склада электроприборов компании «Дженерал электрик». Марка компании и ее девиз светились на ночном небе над дико озиравшимся Траутом. Девиз у компании был такой:

ПРОГРЕСС – НАША ГЛАВНАЯ ПРОДУКЦИЯ.

– Мистер Траут, – сказал я из темноты автомашины. – Вам нечего бояться. Я принес вам самые радостные вести.

Он не сразу отдышался, и поэтому ему было трудно вести беседу.

– Вы… вы от… от этого… ну… фестиваля искусств? – Глаза у него бегали.

– Я от Фестиваля Всего На Свете , – ответил я.

– Чего? – сказал он.

Я решил, что неплохо будет, если он увидит меня поближе. Я попробовал включить верхний свет в машине. Но вместо этого включил «дворники». Правда, я их сразу же выключил. Но свет от фонарей городской больницы расплывался у меня в глазах из-за воды, растекшейся по ветровому стеклу. Я дернул еще за одну кнопку. Кнопка осталась у меня в руках. Оказывается, это была зажигалка. Ничего не попишешь – пришлось мне разговаривать с Траутом из темноты.

– Мистер Траут, – сказал я. – Я писатель, и я создал вас для своих книг.

– Простите? – сказал он.

– Я ваш создатель, – сказал я. – Сейчас вы в самой гуще одного из моих романов, вернее, ближе к концу.

– М-м-м, – сказал он.

– Может быть, у вас есть вопросы?

– Простите? – сказал он.

– Пожалуйста, спрашивайте о чем хотите – о прошлом, о будущем, – сказал я. – А в будущем вас ждет Нобелевская премия.

– Что? – спросил он.

– Нобелевская премия по медицине.

– А-а, – сказал он. Звук был довольно невыразительный.

– Я также устроил, чтобы вас издавал известный издатель. Хватит всяких «норок нараспашку».

– Гм-м-м, – сказал он.

– На вашем месте я задал бы массу вопросов, – сказал я.

– У вас есть револьвер? – спросил он.

Я рассмеялся в темноте, снова попробовал включить верхний свет, но опять включил «дворники» для мытья стекол.

– Мне совсем не нужен револьвер, чтобы вами управлять, мистер Траут. Мне достаточно написать про вас что угодно – и готово!

– Вы сумасшедший ? – спросил он.

– Нет, – сказал я. И я тут же разрушил все его сомнения. Я перенес его в Тадж-Махал, потом в Венецию, потом в Дар-эс-Салам, потом на поверхность Солнца, где я не дал пламени пожрать его, а уж потом назад в Мидлэнд-Сити.

Бедный старик упал на колени. Он напомнил мне, как моя мать и мать Кролика Гувера падали на колени, когда кто-нибудь пытался их сфотографировать.

Он весь сжался, и я перенес его на Бермудские острова, где он провел детство, дал ему взглянуть на яйцо-болтун бермудского орлана. Потом я перенес его оттуда в Индианаполис, где провел детство я сам. Там я повел его в цирк. Я показал ему человека с локомоторной атаксией и женщину с зобом величиной с тыкву.

Потом я вылез из машины, взятой напрокат. Вышел я с шумом, чтобы он хотя бы услыхал своего создателя , если уж он не хотел его увидеть. Я сильно хлопнул дверцей. Обходя машину, я нарочно топал ногами и шаркал подошвами, чтобы они поскрипывали.