Бен Элтон - Кризис самоопределения [litres]

– Молоток один и тот же?

– Наверное, полагаю. Думаете, убийца тут один?

– Ну, убийства-то очень сходные.

– Многих женщин вырубают ударом по голове, – сказала Кейт. – Не вижу никаких причин считать по умолчанию, что Сэмми и Крессида погибли от рук одного и того же мужчины.

– Мы ничего не считаем по умолчанию, однако один чистый удар, никакого другого насилия или вмешательства, и абсолютно никаких следов и никаких улик – изрядная редкость даже для одиночного случая, что уж говорить о двух.

– Там нашелся бумажник Вотана, – встрял Тейлор.

– Да. Бумажник нашелся. Довольно странно это – ухитриться не оставить совершенно никаких следов своего присутствия, не считая удостоверения личности. Я сам очень удивился бы, если б Вотан Оркобой оказался способен убить кого бы то ни было, но сказать хочу одно: если он прикончил Крессиду, тогда, основываясь на подобии, считаю резонным задаться вопросом, не он ли прикончил и Сэмми.

– Его досье однозначно указывает, что оба убийства – на почве ненависти, – сказала Клегг. – Он, несомненно, терпеть не может женщин.

– Из того, что я вижу, – заметил Мэтлок, – Вотан, кажется, терпеть не может вообще все и вся.

– Ага, но особенно женщин.

– Сэмми была транс-женщиной, – напирал Тейлор. – Я все твержу и твержу. Мужики из невольных воздержанцев убивают женщин, потому что считают, будто женщины обязаны обеспечивать секс, а они эту обязанность не выполняют. С транс-женщинами такие ребята секса не хотят.

Кейт фыркнула – всегда чуткая к оскорблениям и преступлениям на речевой почве, в данном случае – к бинарной презумпции природы человеческой сексуальности.

– Это очень спорное наблюдение, Бэрри, – произнесла она. – Нет никаких причин, почему бы гетеросексуальному цис-мужчине не испытывать влечения к транс-женщине.

– В принципе – никаких, – ответил Тейлор. – Но, если исходить из моего пусть и ограниченного опыта, я бы предположил, что такого влечения они не испытывают.

– Возможно, это фактор социальной обусловленности, – сухо заметила Кейт.

– А может, фактор неприкольности девчонок с перчонком, – огрызнулся Тейлор, – или девчонок, у которых раньше был перчонок.

– Мне подобный выбор слов не нравится категорически, Бэрри, – сказала Кейт. – “Девчонки с перчонком” – определение, разжигающее ненависть, и я прошу вас не повторять его. Вам не доводилось рассматривать возможность того, что цис-мужчину могут влечь к себе транс-женщины, однако он опасается общественного осмеяния, если признается в этом?

– Ой да господи боже мой!

– Полагаю, все это в конечном счете сводится к синим и розовым игрушкам, навязывающим жесткое гендерное самоопределение у дошкольников.

– Ага. Ну конечно. Ладно, как хотите. – Тейлор вздохнул.

– Мы отвлеклись! – сказал Мэтлок громче, нежели собирался, но у него просто голова шла кругом. – Вотан Оркобой. Теперь нам известно, что он ненавидит женщин. А еще он ненавидит всех леваков в целом. Ненавидит любой феминизм и, цитируя его самого, любых “квиров”. Думаю, довольно ясно, что ненавидеть транс-женщин он мог бы независимо от того, что они отказывают ему в сексе. Таким образом, на оба убийства у него есть мотив ненависти, а бумажник связывает его с одним из них.

Но Мэтлок просто следовал процедуре изложения версии. В глубине души он не сомневался, что убийца – не Вотан. В этом человеке полно враждебности, злобы и невежественности чуть ли не космического масштаба, но Мэтлоку не казалось, что Вотан способен хоть на какое-то убийство, что уж говорить о том, какой хладнокровной точности и безжалостной решимости потребовали бы поступки, подобные убийствам Сэмми Хилл и Крессиды Бейнз, – дважды . Вотан просрал бы все на свете при первой же попытке, и его бы взяли с поличным.

– Ладно, – продолжил Мэтлок. – Задвинем-ка на минутку Вотана. Я бы хотел еще раз глянуть на Джералдин Гиффард.

Хотя с кончины Гиффард прошло уже сколько-то времени, Мэтлок послал запрос, чтобы ее тело оставили в морге. Родственников, желавших срочно похоронить ее, не нашлось, а Мэтлок считал, что причину смерти и близко пока не установили, что бы там с виду ни казалось.

Кейт вытянула ящик с трупом и явила всем Джералдин – куда более умиротворенную, чем когда-либо при жизни. С трудом верилось, что неподвижная, безжизненная плоть, лежавшая перед ними, когда-то была грозой разговорных телепрограмм, шумной, потной и слегка пугающей. Женщиной, которая в разные времена своей жизни успешно танцевала, стряпала и садовничала на загляденье всей стране – и, более того, выслеживала, убивала и разделывала дичь. И конечно, сыграла основополагающую роль в становлении феминизма 1980-х.

– Странное дело, – проговорил Мэтлок, вглядываясь в жуткий рубец, оставленный веревкой у Гиффард на шее, – петля не сработала.

– В каком смысле? – спросила Кейт.

– Ага, шеф, – вклинился Тейлор. – Она же мертвая, не?

– Ага, да только вот при повешении шея ломается, не? В этом смысл петли – быстрый безболезненный перелом. К этому человек и стремится, когда совершает самоубийство. Безболезненный перелом, а не медленное удушение.

– Ну, в этот конкретный раз вышло неудачно, вот и все, – отозвалась Кейт. – С любительскими петлями такое часто бывает. Несчастная женщина умерла от удушья. Ужасно.

– Ага, я знаю. Мне достаточно видеть, до чего глубокий тут рубец. Петля затягивалась, и Гиффард сопротивлялась. Очень люто.

Мэтлок склонился поближе и присмотрелся к двум рядам из крошечных ранок в виде полумесяцев, заметным у Джералдин на шее.

– Это следы ногтей, – сказал он. – Вы уверены, что у нее под ногтями только ее кожа?

– Да. Только Джералдин. Не нападавшего, если вы на это намекаете, – ответила Кейт. – Я все это отразила в отчете. У нее под всеми ногтями кожа и кровь – и все это ее. Она явно повесилась, а затем передумала и вцепилась в петлю. Я такое вижу не впервые.

– Из того, что мне известно о Джералдин Гиффард, – сказал Мэтлок, – если она и передумала, это первый случай за всю ее жизнь.

На похоронах Крессиды Бейнз Родни Уотсон неизбежно оказался в центре внимания. Единственный мужчина, которому дали слово.

– Она была воительницей, – нараспев проговорил он, упиваясь глубокими переливами своего чудесно мягкого голоса, – и неистовой, неистовой поборницей ретроспективной справедливости для всех женщин. Она была мне вдохновением. Наставницей. И подругой. Свой отважный священный поход она совершала, попросту говоря, для того, чтобы “пробуднуть” прошлое. Не только списать сексизм на свалку истории желала она. Она желала сексизм из истории списать начисто. Да! В этом состоял ее неистовый , отважный поход. Поход, в котором мне досталась честь участвовать и которому я посвящаю мои теперешние гастроли спектакля “Чудовище! Суд над Сэмюэлом Пипсом”. Этот спектакль вдохновила сама Крессида, и я продолжу вкладываться в него, распространяя франшизу на постановки по всему миру, пока всем скончавшимся пережившим домогательства того ужасного мужчины не будет воздано по справедливости. А самой Крессиде я посвящаю мой грядущий фильм “Королевский чулан”, который, как мне известно, ее очень воодушевлял. Крессида была мне путеводной звездой, а я – ей, я знаю. Она говорила: “Помним их”. А я скажу: “Помним ее!” Да! Помним ее! Помним ее! Помним ее!