Бен Элтон - Кризис самоопределения [litres]

– Доктор Галлоуэй? – произнес он.

– Кейт, – поправила его она.

– Нет. Я решил, что мне больше нравится доктор Галлоуэй, если не возражаете. Я старший инспектор Мэтлок, кем и останусь, пока мы не прекратим встречаться у трупов с проломленными затылками. После этого можем и на имена перейти, если захотите. Итак, вот что я прошу вас сделать, доктор: выдайте мне подробное исследование черепных ранений, нанесенных Латифе Джозеф, Сэмми Хилл, Крессиде Бейнз и Оливеру Толлетту. А также Джемайме Тринг и Джонатону Рэдклиффу, вместе известным как Дж-Дж. Прошу вас направить группу в Испанию и…

– Я вам уже говорила, они все…

– Идентичны друг другу. Да, я знаю. Мы уже неоднократно это констатировали. Поверхностно идентичны. Но я сказал, что хочу подробное исследование. И нешуточно подробное. Хочу эквивалент отпечатков пальцев – для костных и мягких тканей.

– Я выдала вам подробное исследование, старший инспектор , – рассердилась Кейт. – Вы подвергаете сомнению мою работу?

– Нет. Я всего лишь прошу вас выдать мне более подробное исследование, – рявкнул Мэтлок в ответ, – но, что куда важнее, я хочу сопоставительных подробностей. Хочу, чтобы вы сгребли в кучу шесть затылков, разложили их в ряд и сравнили . Хочу, чтобы каждая рана была изучена трехмерно. Хочу компьютерные симуляции того, под каким именно углом орудие опустилось жертве на голову в каждом случае, на какую глубину пробило и с какой силой. А затем я хочу, чтобы результаты сравнили между собой. Я ищу почерк . Ясно? Конкретные признаки сходства. А не просто что все это аккуратные удары по затылку. Вглядитесь в глубину ран и в толщину черепов и прикиньте, насколько сильной была рука, нанесшая каждый удар. Это одна и та же рука? Обдумайте повреждения костей в каждом случае, и хватит уже талдычить, что это был “инструмент, похожий на молоток”, – скажите мне, что это был, блядь, молоток . А если не молоток, то что? А если все-таки, блядь, молоток, тогда один и тот же ли это, блядь, молоток в каждом случае? Я вот думаю, что один и тот же. И что бы там ни измышляли себе этот козел Треп Игрив и весь интернет, эти убийства – не результат чокнутых случайных всплесков вседозволенности или убийств под копирку. Это все дело рук одного и того же гениального убийцы, который по причинам, известным только ему самому, кажется, на дух не выносит все, что именуется “культурой самоопределения”. Убийцы, который морочит нам голову.

Еще раз встречаться с Маликой Сэлли Клегг не очень-то хотелось. Одно то, что ты с какой-нибудь девчонкой проучился вместе, потом не обязывает вас дружить, если вы вдруг возвращаетесь жить в один и тот же город. Они обе изменились. У каждой своя жизнь. Школа осталась в прошлом. И у них уже состоялась одна обязательная встреча выпускников – совершенно вымороженная.

Наверное, не надо было Клегг притаскивать с собой жену. Но, как ни крути, вроде как должна. Иначе жизнь стала б ни к черту. Даниэль – из ревнивых, и когда Клегг назначила встречу со своей старой институтской подругой Маликой, Даниэль настояла на своем участии.

– Я просто хочу с ней познакомиться , – твердила она.

Ага. Как же, как же.

Конечно, когда Даниэль обнаружила, что Малика, оказывается, роскошная, подтвердились ее худшие подозрения. Очевидно, никаких причин ревновать у Даниэль не было, но, как Клегг давно выяснила, ревность никакого отношения к здравому смыслу не имеет. То, что Малика – гетеро, тоже вроде как не играет роли. В таких условиях, с точки зрения Даниэль, покорение Малики, которое запланировала Клегг, еще заманчивее.

– Ты хочешь обратить свою школьную подруженцию. Ну сама же понимаешь.

Да и к тому же Даниэль считала, что женщин целиком гетеро не существует.

И тут вдруг, при том, что Клегг сказала, что с Маликой покончено, выясняется, что они увидятся вновь. Не упростило ситуацию и то, что Малика рвалась повидаться с Клегг наедине. Даниэль знала это, потому что они с Клегг располагали паролями от Фейсбука и почты друг друга, – об этой договоренности Клегг уже давно начала жалеть. Девушка имеет право хоть на какое-то личное пространство. Даже в нежном и моногамном браке.

В общем, Даниэль прочла сообщение Малики.

“Так здорово было познакомиться с Даниэль (эмодзи-сердечко), – писала Малика, – но, по-моему, ее наши разговоры о школе не развлекли (хмурый эмодзи). Я бы с радостью повидалась с тобой еще, но, пожалуйста, пусть Даниэль не думает, что обязана приходить. С ее стороны было очень мило в прошлый раз (эмодзи-ангелок), и я очень рада знакомству (еще один эмодзи-сердечко), но хочется просто поболтать о былых временах (эмодзи-школьница), и мучить этим Даниэль я ужасно не хочу (эмодзи-чмок). У меня есть обалденные фотки тебя, Сэлли, и нашей банды, хочу показать тебе. Ну мы там все такой восьмилетней давности. Нуачо! Там дофига такого, что я в Фейсбук ни за что не выложу. Тебе понравится. Давай, а! (Эмодзи-коктейльчик. Эмодзи – деньрожденные колпачки.) Давай еще разок увидимся – вдвоем (три эмодзи-сердечка в ряд)”.

– Буэ, какое, бля, жеманное, – постановила Даниэль. – А чего она еще больше эмодзи не наставила?

Даниэль права, подумала Клегг. И впрямь несколько жеманно. До странного. Не похоже на ту Малику, с которой они знакомы.

– Очевидно же, что она тебя хочет, – объявила Даниэль.

– Да не хочет она меня.

– А то, что ты отрицаешь очевидное, говорит мне, что и ты ее хочешь.

– Не хочу я ее.

– Ты с ней целовалась.

– Один раз! И нам было по четырнадцать. И все вышло из-за Кэти Перри [139] Кэтрин Элизабет Хадсон (р. 1984) – американская поп-рок-певица, композитор, актриса. .

– Она хочет добавки.

– Не хочет она добавок.

– А чего она тогда лезет встречаться? Чего шлет сердечки и чмоки?

– Там половина тебе предназначена!

– Ой, да отъебись.

Даниэль все же права, подумала Клегг. Действительно, чего это Малика шлет чмоки? Зачем ей встречаться повторно, когда и в первый раз отчетливо ощущалось, что этого раза достаточно? В свое время они были хорошими подругами, но даже в школе их развело врозь уже классу к шестому. Малика – девушка-тори, такая у нее была форма протеста. Она даже организовала выступление Плантагенета Подмаз-Свина в их Дискуссионном обществе. Даже в ту пору Клегг сочла это границей допустимого. То, что в четырнадцать смотрелось как отчаянный, вызывающий, блядский, антидобродетельный цинизм – “нахуй нищету, хочу быть богатой”, – в семнадцать выглядело самовлюбленным.

И с чего Малика взяла вдруг этот слюнявый девчачий тон? Не сыпала она сердечками и чмоками на их первой встрече. Более того, она никогда к тем, кто так общается, не относилась.